Крылатый лев - [11]

— Радуешься? Думаешь, обманул смерть? Нет! Ты нарушил закон. Это не принесет добра!

Уставший от тревог безумно долгого дня, я ласково погладил упавшего мне на плечо Серебристого медведя и миролюбиво произнес:

— Одного не понимаю, господин Колдун, чего ж вы так беды-то мне желаете? В ваши темные дела я не суюсь. В гости, как полагается, звал, соль вместо сахара в чай не сыпал. В предводители не лезу — воинскими заботами сыт по горло. В колдуны? Да зацепи змею за хвост! Ни за какие коврижки! А если вы страдаете по Мее, так это пустое.

— Что мне твоя Мея! — фыркнул Колдун. — Ты разбил равновесие! Тебе удалось заманить к мертвому младенцу живое облако, но счастья и покоя уже не будет.

— Что это вы каркаете! Вроде не птица, хотя балахон на вас черный, — прищурился я и увидел, что лицо Колдуна болезненно перекосилось. — Не мудрите, выпейте с нами вина. Песни ваши не пойте — больно уж они заунывные, лучше станцуйте, как сможете, для забавы. А мы похлопаем.

— Посмотрим еще, кто из нас попляшет и кто похлопает! — сцепил заскорузлые пальцы Колдун. — Наступит срок — через день, год или десятилетие — и облако, нарушившее закон, не явится к твоему сыну либо исчезнет, будто его и не было. Сын умрет в тот же час в страшных муках, и вот тогда тебе все равно придется искать факельщиков и могильщиков. Так зачем жить в страхе годами? Сделай это сейчас!

— Что? — удивился я. — Что я должен сделать?

— Вынеси ребенка. Я лишь взмахну платком — и… Он не будет страдать.

Наверно, я страшно побледнел — даже Колдун отшатнулся. Мне снова захотелось размозжить его острый, как клюв, нос, но рядом был учитель. Марк мягко отодвинул меня, шепнув: «Не связывайся». Тогда я, едва сдерживаясь, прорычал:

— Я уважаю закон. Я защищаю город, я бьюсь с нечистью во имя мира и правды. Но нет такого закона, который призывает отца расправиться с сыном! А младенцев берегут все писаные и неписаные правила. Так что ступайте в свою черную хибару, господин Колдун, варите зелья, зазывайте летучих мышей и болтайте со змеями, чародействуйте — но забудьте путь в мой дом! Навсегда забудьте! И чтобы ноги вашей поганой тут не было!

— Уйти-то я-то уйду, да только ты пожалеешь, глупый Вадим! Да и ты, Марк, тоже! — он резко обернулся к Учителю. — Не знаю, как горожане доверяют детей этакому нахальному самозванцу! Я похлопочу о том, чтобы закрыть школу, где подвизался учителем этакий проходимец!

— Лучше бы вы вместе с нами подумали, как пристроить к школе мастерскую, — хладнокровно заметил Марк. — Детей у вас нет, но вы ведь тоже, как никак, горожанин.

Отвернувшись от Колдуна, Марк весело толкнул меня в бок:

— А пироги-то, наверно, совсем остыли, а, Вадим?

Глава 6

Отец не умел выражать мысли пышными фразами, он говорил коротко, резко, будто размашисто рубил дрова. Но его рассказ я услышал именно так.

Тихо потрескивал огонь в печи, поглаживал отца по щетинистой щеке невесомый Серебристый медведь. А сердце мое превратилось в хрупкую сосульку — казалось, еще миг, еще одно отцовское слово, и оно расколется, разлетится колючей ледяной пылью.

— Не верю, что я умер после рождения, — наконец проговорил я. — Ты, отец, не доктор — как мог понять, мертвый ребенок на руках или живой? Да еще сильно переживал, вот тебе и показалось. Что тут думать?

— Думать нечего. Спать пора.

— И все-таки я не верю!

— И хорошо. Это к лучшему, — вздохнул отец. — Может, я все напутал. Лет-то, зацепи змею за хвост, сколько прошло. Да, сын. Наверно, напутал.

Он не думал горячиться и спорить, и я понимал, что все сказанное — правда. Но все-таки угрюмо поинтересовался:

— А где сейчас эта… как ее… Кларисса? Можно мне с ней поговорить?

Отец развел руками:

— Не выйдет. Повитуха вскорости из Светлого города уехала — в Синегорье перебралась. А недавно слух прошел, что померла она, да как-то нехорошо. То ли в реке утопла, то ли еще что с ней приключилось. Не знаю толком. Да и какое мне дело.

Неожиданная мысль, точно длинная ржавая игла, ткнулась в сердце, прошила меня насквозь, и я, встревоженно схватив отца за рукав, нелепо пробормотал:

— Так что же… Если пророчество Колдуна сбылось и Лев не прилетел, значит я того… тоже помер, что ли?

Отец сердито покачал головой:

— Что ты несешь! Ну-ка ущипни себя. Нос на месте? На месте. Теперь за ухо дерни. Да посильнее! Больно? Вот и порядок. Значит, живой, а ведь сколько уже часов прошло! Наврал Колдун. Даже не думай — наврал. А Лев твой заплутал где-то, чего в жизни не бывает. Может, к утру и найдется. Давай-ка спать. Мишка согреет дом, если дрова догорят.

Серебристый медведь сонно посопел, поворочался на отцовских коленях, тихо дохнул ароматным банным теплом, свежими лесными травами.

— Мишка! — в отчаянии я обернулся к нему. — Ну ты же все понимаешь! Ты же как человек! Где мой Крылатый Лев? Где он? Объясни хоть знаками! Покажи!

Медведь глянул на меня виновато, скатился колобком с отцовских коленей, спрятался, как перепуганный малыш, за его широкой спиной. Подумал — и съежился, превратившись в крошечного, будто мармеладного, медвежонка. Всем видом он показывал: «Какой с меня спрос? Я ведь сам горюю…»