Крылатые семена - [130]

Год за годом Пэдди Кеван злоупотреблял ее доверием и доверием Морриса, а потом преследовал их с жестокой злобой, порожденной нечистой совестью. Это он состряпал против Морриса и Тома обвинение в утайке золота. Впрочем, Салли всегда была убеждена, что он главным образом злоумышлял против Дика. Пэдди пытался оправдать свои поступки любовью к Эми. И он добился Эми в конце концов и погубил Дика, разбил ему жизнь.

Салли припомнилось вдруг, как после смерти Морриса у нее возникло смутное подозрение, что бумажник украл Пэдди Кеван. И вот он сам признался в этом. Но разве это признание могло искупить его вину перед ее семьей, перед Маританой, перед жителями приисков? Нет, она никогда, никогда не забудет и не простит, говорила себе Салли. И нисколько не жалеет, что сказала ему это в глаза.

— Пэдди таков, каким сделала его наша система, — размышлял Динни вслух. — Еще мальчонкой его вытолкнули в жизнь и предоставили самому бороться за существование. Он должен был защищаться, и он защищался — весьма нагло и бессовестно, надо сказать. А впрочем, брал пример с других. Занятно все-таки наблюдать, как зло, которое он натворил когда-то, не дает ему теперь покоя.

— Не верьте вы ему, — нетерпеливо сказала Салли. — Он боится, как бы на том свете не пришлось держать ответ. Пэдди и сейчас такой же невежда, каким был мальчишкой, и так же напичкан суевериями.

Она повела плечами, словно стараясь сбросить невидимый груз.

— Бесполезно раздумывать над тем, что было когда-то и с чем давно покончено. Мне жаль только, что Пэдди разворошил старое. Пока война не кончилась, у нас с вами, Динни, довольно забот; нам некогда беспокоиться о спасении души Пэдди Кевана.

— Что верно, то верно, — согласился Динни.

Через несколько дней после описанного выше свидания Динни, просматривая газету, заметил:

— А Пэдди Кеван-то раздумал умирать на приисках. Видали: «Сэр Патрик в сопровождении секретаря и сиделки отбыл сегодня утром на самолете в Мельбурн».

На следующей неделе газеты оповестили о смерти сэра Патрика Кевана. Покойного превозносили до небес. Динни прочел Салли восторженный некролог, напечатанный в одной из газет восточных штатов, где описывалось, как сэр Патрик, некогда босоногий мальчишка, сумел стать одним из самых богатых и влиятельных людей на приисках. Большую часть своего состояния он завещал на благотворительные дела. Заупокойную мессу отслужили в соборе святого Патрика, после чего траурный кортеж, покинув святую обитель, направился на кладбище в Айвенго, где и были преданы земле останки сэра Патрика Кевана.

Глава XXXVI

Подвижное, выразительное лицо Эйли, в котором, как в зеркале, отражались все ее чувства, сразу же выдало, что она пришла с дурными вестями. Да, вести были дурные. Войдя утром на кухню к свекрови, Эйли в первую минуту не нашла даже в себе силы заговорить.

— Что случилось? — спросила Салли, хотя она уже поняла, что ей предстоит услышать, и невольно вся напряглась, готовясь принять удар. — Билл?

— Ох, мама, он пропал без вести! — воскликнула Эйли. — Предполагают, что убит.

— Предполагают, что убит? — медленно повторила Салли. — Что это значит? Как можно что-то предполагать, если ничего не известно наверняка? Может, он заблудился в джунглях, как это было с другими. Может… его просто не сумели найти. Где телеграмма?

Эйли протянула ей телеграмму. Салли надела очки, но руки у нее дрожали. Ничего не видя, смотрела она на узенькую полоску бумаги. Эйли поняла, что Салли не может прочесть телеграмму — буквы расплываются у нее перед глазами.

Тогда Эйли взяла у Салли телеграмму и прочла ее вслух; слезы струились по ее лицу.

«С прискорбием извещаем, что командир саперного батальона 28866 капитан Уилбар Гауг с 10 ноября с. г. числится пропавшим без вести; есть основания предполагать, что он убит».

— Я не верю им, — сказала Салли глухо. — Я бы почувствовала, если бы он был убит. С чего это они взяли? Может быть, его ранили, он уполз в чащу и спасся. Как другие. Еще вчера я читала о том, как одного летчика полгода считали пропавшим без вести, а потом нашли — голодного, оборванного. Он был невменяем и потому не мог добраться до своих.

— Да, да, я знаю, — сказала Эйли, но в голосе ее звучало отчаяние. Эйли видела, что Салли хватается за соломинку, и у нее недостало духу лишить ее последней надежды, но про себя она подумала: если бы оставалась хоть малейшая надежда, военное командование не прислало бы такого извещения.

Ей припомнилось, что во время прошлой войны были случаи, когда люди, которых считали убитыми или пропавшими без вести, возвращались домой после очень долгого отсутствия. Так могло случиться на любом другом фронте—всегда можно ведь предположить, что пропавший без вести находится в плену. Но японцы не брали пленных на Новой Гвинее — это было хорошо известно всем. Когда в сыром, тяжелом мраке джунглей австралийские солдаты шли в бой с японцами, они знали, что перед ними только два пути — убить или быть убитым. Зверское уничтожение пленных в Толле открыло им глаза на то, что ждет их в японском плену.

Во время отступления от Какоды изможденные, больные тропической лихорадкой люди, в течение месяца державшие проход в горах против превосходящих сил противника, помнили об этом. И они стояли насмерть, бесстрашные, исполненные решимости так отплатить за свою гибель врагу, чтобы ни один патрон не пропал даром. Эйли бросало в дрожь, когда она думала об этом. Она понимала, что попасть живым в руки японцев страшнее смерти, и знала, что Салли тоже это понимает.