Крузо - [22]

Шрифт
Интервал

Шпайхе оставил в комнате не только свой кислый запах, зубную щетку, очки и тараканов. На дне шкафа обнаружилась еще и сумка, в которой лежали теплый, ручной вязки свитер и пара замшевых ботинок. Такие ботинки на тонкой плоской подошве пользовались огромной популярностью, достать их было нелегко, вот почему казалось вдвойне странным, что они брошены здесь. Может, в один прекрасный день Шпайхе явится забрать свое барахло, подумал Эд и не стал трогать сумку.

Стол для завтрака, так называемый стол для персонала (или перстол), располагался в задней трети ресторанного зала, в той же нише, что и дверь в кабинет Кромбаха. Когда все расселись по местам, клетушка открылась, и Кромбах, окутанный облаком «Экслепена», подошел к своему стулу. Подошел, потирая руки, будто все вообще или хотя бы на данный момент в полном порядке. Крузо немедля встал и принес со стойки дымящийся, в коричневых потеках стальной кофейник, налил Кромбаху, себе и коку Мике, а затем поставил кофейник посредине стола. Эд видел, как Крузо сосредоточивался на каждом своем движении, а во всей его позе сквозила та особенная гордость, какую он демонстрировал и в судомойне, и у дровяной колоды. Кромбах и кок Мике скупыми жестами поблагодарили Крузо, вроде как смущенно, хотя, возможно, Эд ошибался.

Кромбах обронил несколько незначительных фраз о погоде ночью, о течении, волнении на море и утреннем ветре, будто собирался выходить на рыбную ловлю. Потом посокрушался из-за нового оползня «между Сигнальмастхуком и Тотер-Керлем», видимо, уже успел побывать на берегу. Потом наступила тишина. Быть может, минута молчания в память о постоянном уменьшении острова. Тишина была приятная. Некоторое время слышались только звуки завтрака да издевательские крики чайки на круче. Двери на террасу стояли настежь, морской воздух струился внутрь, выдувал из зала испарения минувшего вечера. На секунду Эд закрыл глаза и увидел голову коня-топтыгина, слезы больше не набегали.

Состоял завтрак из булочек, хлеба, печеночного паштета, чайной колбасы, плавленых сырков, некоторого количества салями, сырной нарезки и вязкой, дрожащей глыбы фруктового мармелада на тарелке – «два блюда холодных закусок на двенадцать персон», как выразился кок Мике, прихвативший с собой громадную собственную кружку. Эд кромсал мармелад. Через минуту-другую директор начал осторожно и едва слышно отдавать распоряжения. На миг все ножи замерли в воздухе, Эд почувствовал напряжение. «Не забыть вот еще что…» – пробормотал Кромбах; речь шла о газовых баллонах и скверных трубах пивного насоса. Крузо был в курсе. По сути, Кромбах вообще говорил только с Крузовичем да с коком Мике. Крузо задумчиво поглаживал свои мускулистые плечи и опускал голову, чуть склонив ее набок. На дворе еще только июнь, а он уже загорел, как индеец сиу. Неприступный. Эд рассматривал крупный, с небольшой горбинкой нос. Временами Крузо легонько покачивал головой, подчеркивая тем постоянное внимание, но никак не отказ.

Кок Мике делал пометки на старой оберточной бумаге, не порезанной, а порванной на неровные клочки размером с ладонь. Тупым чернильным карандашом дополнял и переделывал перечни заказов для кухни на ближайшие дни; руки у него потели, записи становились неразборчивыми. Повар «Отшельника» явно считал своей естественной обязанностью справляться с узкими местами в снабжении. Он сидел на другом конце стола, прямо напротив директора; фразы обоих летали меж рядами сезов, как по переулку, туда-сюда.

– Матросы, позвольте представить вам Эдгара Бендлера.

Директор встал. Эда тронуло, что его имя произнесено таким манером, полностью, энергично, звучно, почти с радостью. Ему словно досталась редкая ласка, и на миг погасло неприятное ощущение, будто речь шла о ком-то третьем, кого он здесь только замещает; пожалуй, теперь можно бы даже считать, что он сам сидит за этим столом и действительно стал частью еще непостижимого для него круга, утвердился в сердце «Отшельника», высоко над морем.

– В сложной для него ситуации и не одну ночь проблуждав…

Последовала короткая речь, в которой Кромбах изложил наполовину вымышленное, наполовину верное описание «его предшествующего становления». Никто и бровью не повел. В конце концов директор указал ладонью на каждое место за столом, а в первую очередь на пустующее место рядом с собой:

– Моника, моя дочь… сегодня она отпросилась. – Рука указала на верхний этаж, потом начала путешествие вокруг стола. – Крис, Мирко и Рембо, обслуживающий персонал, наши официанты, замечательные, я бы сказал не имеющие себе равных. Как в проворстве и выносливости, так и в смекалке и мудрости, они великолепно соединяют гастрономические и философские познания. – Кромбах усмехнулся. На гладком, лоснящемся лице ни следа иронии или цинизма. – Мирко защитился по социологии; как и ты, Эдгар, он приехал из Халле-на-Заале, мы зовем его Кавалло. А это его друг Рембо, обладатель такой же ученой степени, наш философ… я уже почти забыл, как тебя зовут по-настоящему, дорогой мой, в смысле, некогда звали… – На миг его рука остановила свое странствие. – Крузо, покровителя нашего острова, я бы так сказал, ты уже знаешь, как и кока Мике из Замтенса на Рюгене, ты работал с ним первые дни, и я слыхал исключительно хорошие отзывы… Рольф, наш прилежный поваренок. А вон там, слева от тебя, сидят Каро и Рик, то есть Карола и Рихард, наши буфетчики, притом супруги! У них и у меня, с позволения сказать, общее прошлое, столичное прошлое, в одном отеле работали! Кстати, к Рику ты можешь обращаться по всем вопросам, он шеф буфета и всей обслуги. А справа от тебя – Рене, наш мороженщик, мой зять.


Еще от автора Луц Зайлер
Зов

 Сдавая эстетику и отвечая на вопрос «Прекрасное», герой впадает в некий транс и превращается в себя же малого ребенка, некогда звавшего подружек-близнецов и этим зовом одновременно как бы воспевавшего «родную деревню, мой мир, свое одиночество и собственный голос».Из журнала «Иностранная литература» № 8, 2016.


Рекомендуем почитать
Будь ты проклят

Жизнь Полины была похожа на сказку: обожаемая работа, родители, любимый мужчина. Но однажды всё рухнуло… Доведенная до отчаяния Полина знакомится на крыше многоэтажки со странным парнем Петей. Он работает в супермаркете, а в свободное время ходит по крышам, уговаривая девушек не совершать страшный поступок. Петя говорит, что земная жизнь временна, и жить нужно так, словно тебе дали роль в театре. Полина восхищается его хладнокровием, но она даже не представляет, кем на самом деле является Петя.


Неконтролируемая мысль

«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.


Заклание-Шарко

Россия, Сибирь. 2008 год. Сюда, в небольшой город под видом актеров приезжают два неприметных американца. На самом деле они планируют совершить здесь массовое сатанинское убийство, которое навсегда изменит историю планеты так, как хотят того Силы Зла. В этом им помогают местные преступники и продажные сотрудники милиции. Но не всем по нраву этот мистический и темный план. Ему противостоят члены некоего Тайного Братства. И, конечно же, наш главный герой, находящийся не в самой лучшей форме.


День народного единства

О чем этот роман? Казалось бы, это двенадцать не связанных друг с другом рассказов. Или что-то их все же объединяет? Что нас всех объединяет? Нас, русских. Водка? Кровь? Любовь! Вот, что нас всех объединяет. Несмотря на все ужасы, которые происходили в прошлом и, несомненно, произойдут в будущем. И сквозь века и сквозь столетия, одна женщина, певица поет нам эту песню. Я чувствую любовь! Поет она. И значит, любовь есть. Ты чувствуешь любовь, читатель?


Новомир

События, описанные в повестях «Новомир» и «Звезда моя, вечерница», происходят в сёлах Южного Урала (Оренбуржья) в конце перестройки и начале пресловутых «реформ». Главный персонаж повести «Новомир» — пенсионер, всю жизнь проработавший механизатором, доживающий свой век в полузаброшенной нынешней деревне, но сумевший, несмотря ни на что, сохранить в себе то человеческое, что напрочь утрачено так называемыми новыми русскими. Героиня повести «Звезда моя, вечерница» встречает наконец того единственного, кого не теряла надежды найти, — свою любовь, опору, соратника по жизни, и это во времена очередной русской смуты, обрушения всего, чем жили и на что так надеялись… Новая книга известного российского прозаика, лауреата премий имени И.А. Бунина, Александра Невского, Д.Н. Мамина-Сибиряка и многих других.


Запрещенная Таня

Две женщины — наша современница студентка и советская поэтесса, их судьбы пересекаются, скрещиваться и в них, как в зеркале отражается эпоха…