Кружево - [4]
«У него большие руки. Сильные, наверное. Может быть, после спектакля
пригласить к себе? Как, вот так сразу? А вдруг это-то его и оттолкнет? Нет, к Рудику я
больше не вернусь. Да у него та дурочка, скорее всего, уже и поселилась. И что
Рудик? Тьфу, червяк беспомощный. Ни денег не может заработать, ни… Господи,
если Лялька опять начнет долг требовать… Может быть, все-таки пригласить в
гости? А вдруг случая больше не представится? Я не смогу без важного дела вновь
попасть к нему в офис. Нужно, чтобы все выглядело естественно…»
Она вновь дотронулась до его руки, но на этот раз касание было более
продолжительным. Сказала:
- Давай все-таки посмотрим.
Они вновь обратили лица к сцене.
- А когда антракт? - рискуя показаться неучтивым, все-таки поинтересовался
Он.
- Теперь в спектаклях делать антракты не модно, - не меняя положения
головы, прошептала Она.
На подмостках, купаясь в крашеном свете прожекторов, бесперечь перебивая
друг друга, продолжала растабарывать все та же пара.
Артист, ломая руки, говорил:
- Мне необходимо уехать.
- Да, Беляев, вы должны уехать… - соглашалась с ним артистка.
Но тот опять никуда не ехал и даже не шел, и они говорили, говорили,
говорили…
- Я хотела покаяться, наказать себя, я хотела разом порвать последнюю нить.
Если б я могла себе представить…
И пожилая «дворянка» в который раз закрыла лицо руками.
- Я вам верю, Наталья Петровна, я верю вам, - горячо поддерживал ее
желтоликий артист.
А та заливалась, все глубже погружаясь в какое-то непонятное странное
упоение, причиной которого могло быть все, что угодно, только не болтающийся
перед ней худосочный субъект:
- О Боже, что я делаю… Послушайте, Беляев… Придите ко мне на помощь….
Ни одна женщина не находилась еще в подобном положении.
Но всему в этом мире отведен свой срок, а представлениям – и подавно.
Когда они покинули театр, на улице их поджидал вполне обыкновенный
сюрприз: город был охвачен густой синевой вечера, а пути таким, как они поздним
гулякам были проложены то желтым, то голубым электрическим светом. Они прошли
сотню метров по иллюминированному витринами проспекту, пересекли на глазах
теревший свои очертания сумрачный парк, болтая о всяческой ерунде, все больше
как бы обмениваясь впечатлениями о спектакле.
- Конечно, это не столичная постановка, - легко удерживая Его под руку,
напевно тянула она слова, - но, согласись, режиссер очень тонко почувствовал
тургеневский язык, тургеневскую поэтику языка.
- Знаешь, вообще-то я не такой уж суперзнаток театра, - в тон ей неспешно,
негромко, но очень ласково говорил Он. – Я последний раз в театре был лет десять
назад. Так что, спасибо тебе за то, что просветила меня.
- Ну зачем ты так говоришь, я же вижу, у тебя есть вкус…
Тут Она судорожно вздохнула, остановилась, едва не повиснув на Его руке, и
прикрыла глаза ладонью.
- Что такое? Что случилось? – заволновался Он. – Тебе плохо?
- Нет-нет, ничего, - торопливо проговорила Она, резко отнимая руку от лица. –
Так…
- Нет, ты с этим не шути. Если плохо…
Но Она уже сделала шаг, и сероватый свет неонового фонаря оживила Ее
улыбка.
- Я хотел это… - продолжил Он. – Думал, мы в какой-нибудь ресторанчик
закатимся. Хоть ненадолго.
- Ой, нет-нет… В ресторан… Нет, - мелко затрясла Она своей пушистой
головкой. – Лучше… Если ты никуда особенно не торопишься, проведи меня до
дома. Нет, вообще-то все в порядке…
- Конечно. Конечно, - энергично закивал Он, крепко прижимая к себе Ее руку. –
Я, просто, думал, мы могли бы где-нибудь перекусить…
- Ой, какая же я недотепа! – вновь остановилась Она, резко развернулась к
Нему и, выбросив вперед гибкие полные свои руки, будто хотела коснуться ими Его
лица, но, вовремя спохватившись, как бы оборвала эту попытку. – Ты же с работы!
Ты же столько часов ничего не ел!
- Да нет… Я вовсе не голодный, - довольно разулыбался Он, очевидно
польщенный Ее заботливостью. – Пойдем, пойдем, тебе сейчас точно нужно домой.
- В принципе… - как-то вдруг очень просто и светло заговорила Она, не
растягивая слов и не играя интонациями. – Хлеб, сыр у меня есть. Немного ветчины.
Еще оливки. Испанские, с паприкой. Вино есть белое. «Совиньон».
…………………………………………………………………………………………………………
……………………..………………………………………………………………………………….
В половине восьмого голосом механического сверчка заныл будильник. Он
подскочил на кровати, недоуменно озираясь.
- Ты-на-ра-бо-о-ту?.. - послышалось рядом.
С незнакомых золотистых часов с маятником на розовой полосатой стене Он
перевел недоуменный взгляд на раскидавшуюся подле женщину и неуверенно
произнес:
- А-а… Да.
Опустил ноги на пол и завертел головой в поисках деталей собственного
гардероба. Все эти самые детали валялись почему-то по разным углам комнаты в
самом непотребном виде, так что Ему даже при очевидной спешке потребовалось
Один из ранних рассказов Виталия Амутных. Входит в сборник «Матарапуна» (повесть и рассказы, Литфонд, 1992) ISBN 5-85320-026-7"У Виталия Амутных очень неожиданный талант. Я бы даже, пользуясь театрально-цирковой апологией, сказал так: талант белого, печального клоуна. После его блестящего словесного эквилибра остается что-то грустновато на душе. А казалось бы, так интересно и трогательно он придумывает мир".из предисловия к сборнику, Сергей Есин.
«Гадость — это заливная рыба. Я не рискнул бы назвать войну гадостью.Понимаешь, „Русалия“ — это обогащенный уран. Сам знаешь, как обходятся с Ираном, готовящим атомную бомбу. Довольно странно было бы, если бы с тобой обходились иначе. Зная ситуацию Итиля, я воспринял выход в свет „Русалии“ как величайшее чудо. Ведь по той цензуре, которая тут царит, она даже не должна была выйти из печати. Но цензоры проглядели, а „Терра“ проявила безрассудство.„Терру“, уклоняющуюся от переиздания, не смотря на удачную распродажу тиража, не за что осуждать даже теперь.Так вот, узнали об обогащении урана и сделали оргвыводы.
«…ское царство» — правдивое отражение отечественной действительности в кривом зеркале. В погоне за правом «намазывать на булку сливочное масло» в условиях полного беспредела люди готовы нарушать все десять заповедей. Автор с присущей ему иронией превращает в трагифарс повествование о событиях на первый взгляд весьма обыденных, переворачивая жизнь своих героев с ног на голову и заставляя их попадать в ситуации, далекие от ежедневной скучной реальности.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В гротесковой повести-пьесе «Шлюхи» демократка Аллочка Медная ползает под пулеметными очередями в Останкине, испытывая небывалый доселе оргазм, а таинственное существо из неизвестно какого мира планирует, как шахматист, дальнейшие события в нашей стране. Но правда остается за Никитой Кожемякой и его любимой девушкой Дашей из городка Святая Русь.
Пустыня, как много пустоты в этом слове. Слыша эту лексему, невольно нам на ум приходят картины бесконечных песков и палящего солнца. В таком месте мне пришлось оказаться. Мы с отцом уже несколько суток шли неизвестно куда, без еды и воды, наши тела были иссушены, каждый шаг нам давался как битва за непреступную крепость. С тех пор, как началась война, мы никогда не наедались досыта, а ведь у отца был шанс выбрать другую судьбу для нас, но он отказался. Обмотавши голову рубашкой, в одних только штанах, мы бороздили этот нескончаемый океан песка, наши ноги вязли в нём, а тело пекло от жары, но мы шли.
«– Я тебе покажу, как к порядочным людям приставать!Вот так, только взмахнул проверенной, любовно выструганной дубинкой, чай, не поделка ширпотребная, а подлинный хенд-мэйд, – сразу тварь шарахнулась шустро, даже разок вдоль хребта не успел огреть. Убегает, скотина этакая, боится честный бой принять… Мутант поганый. Говорят, их раньше тут, когда Зона еще была, немало водилось, злыдней этих…».
У семьи Браунов вот-вот должен был родиться сын. Это была молодая, небогатая пара, жившая в двухкомнатной квартире на окраине города. Им было по двадцать лет. Спустя 8 месяцев Лорейн (жена) родила сына, но всё-таки что-то пошло не так…
«…Стоп. А если я копия и есть? В обезьяньем, допустим, теле?Да ну, не может быть. Хотя… показалось или нет, будто пальцы прошлись по волосатому покрову вместо гладкой кожи?Черт-те что мерещится. Отложим версию как маловероятную. И кончаем морочиться, работаем.В стену должна быть вмонтирована такая ма-аленькая штучка – для персонала, случайно запертого. Сотруднички у нас раззявы те еще, обезопасились втайне от начальства. Ага, нащупала. Нажала строго определенным образом.И скрючилась от хлынувшего света. Дуреха, глазки-то прикрывать надо! Но разглядеть успела: никакая я не обезьяна.
«…– Вас приветствует загробный коллектор. Благодарим за проявленное терпение. К сожалению, сейчас все двенадцать триллионов линий заняты. Вы находитесь в режиме ожидания.Ваша очередь между кланом разумных головоногих, чей корабль сгорел в короносфере Альдебарана, и электронным вирусом, совершившим ритуальный суицид в несвойственной ему операционной системе.Пожалуйста, ожидайте вызова Куратора-Распределятора. Еще раз благодарим вас за понимание…».