Крутой вираж… - [55]

— Хорошо. Не нервничайте. Закончим наш разговор. Пока. Только в заключение я вам открою одну истину, которая для нас, американцев, является бесспорной. А именно: частная собственность у нас считается неприкосновенной, почти священной. И если вы осмеливаетесь вторгаться на частную территорию, то вы можете получить очень жёсткий отпор, вплоть до применения оружия. В этом и заключался смысл моих вопросов.

Если потребуется для следствия, мы ещё встретимся. И ещё: к вам пока никаких претензий нет (слово «пока» он выделил). Надеюсь, и не будет, если…Короче, я бы очень вам рекомендовал не предпринимать никаких самостоятельных действий. Страховку вы получите, часть её уже пошла на ваше лечение. Так что все вопросы рекомендую решать через меня. Визитку я оставляю. Счастливо оставаться.

— Итак, — Виктор обменялся с отцом долгим взглядом, — какое у тебя впечатление?

— Разговор получился странным. Но суть ясна. Запугивание. Не жёсткое, но всё же, запугивание. Сержант знает, что ты два раза подходил к машине. Этой информацией он может владеть либо от тех, кто находился в машине, либо от тех, кто затобой следил. Либо это одни и те же люди. Факт.

Далее. У меня сложилось впечатление, что наезд не был спланированной акцией. Это больше походило на паническое бегство. Таким образом, не стоит опасаться повторения. Заключительные слова сержанта напоминали предложение о нейтралитете: «вы не ищите, и мы вас не тронем» — что-то в подобном роде.

— Пожалуй, так. У меня примерно такое же впечатление. Всё же я попробую связаться с Биллом.

— Согласен, теперь это необходимо.

Звонку Виктора Билл был не только не удивлён, он словно его ждал и сказал, что в курсе событий, связанных с его случаем. При этом с присущим ему оптимизмом заметил, что во всяком деле можно найти положительный аспект. А в данном случае для Виктора всё складывается очень даже хорошо, и «могут открыться новые положительные возможности». Затем Билл сообщил, что необходимо встретиться.

То, что сообщил Билл Виктору при встрече, на первый взгляд, показалось весьма странным. Билл начал разговор издалека. О том, что Штаты — страна с глубокими моральными и религиозными традициями. Для чего-то сообщил, что рядовые граждане Штатов очень ревностно относятся к моральным качествам людей, причастных к власти.

Было видно, что Билл не знал, как перейти к главной теме разговора. Наконец, он сообщил, что недоразумение с Бьюиком (он именно так обозначил инцидент с наездом на Виктора) осложнено двумя обстоятельствами:

«Первое: в машине находилось лицо весьма высокого государственного положения. Второе: это лицо прибыло на встречу с человеком, как бы это точнее сказать, — будем считать, интимного характера. Короче, мы получили просьбу о том, чтобы об этом инциденте знало как можно меньше людей. И ещё: мы получили указание, чтобы от имени этого лица в твой адрес было высказано сожаление о случившемся. А теперь самое важное для тебя: иммиграционная служба готовит обращение в соответствующую службу о том, чтобы представить материалы в Конгресс с тем, чтобы тот на своём специальном заседании рассмотрел вопрос о твоём гражданстве и выдаче американского паспорта».

Виктор был в замешательстве. У него создавалось впечатление, что он стал участником какой-то непонятной для него игры. Как на это реагировать? Ничего не оставалось, как сказать: «Спасибо. Я всё понял. Распространяться о «недоразумении» не буду. Надеюсь, и полиция меня доставать не будет?».

Билл удовлетворённо кивнул: «Само собой. А по поводу паспорта на тебя выйдет человек, который будет этот вопрос курировать». — Билл расслабленно заулыбался. Было видно, что этот разговор ему дался не без труда.

Гл. 19. На одной широте

Настя жила в Канаде уже три года. Как раз столько, сколько лет было её дочери Оле. Поначалу, когда на неё всё сразу свалилось — суд над Павлом, его смерть, рождение дочери, потеря родины, она пережила глубокий стресс. Затем её охватила паника: она не знала как жить дальше и в то же время понимала, что должна найти способ жить ради спасения своего ребёнка. Жизнь её в этот период проходила словно в полуобрачном состоянии. Чувства её притупились настолько, что ей было безразлично всё, что её окружало. Интерес к жизни ограничивался лишь заботой о ребёнке.

Время шло, и она стала приходить в себя, чему в большой степени способствовали люди, жившие с ней рядом — соседи. Совершенно незнакомые до того люди, окружили её заботой и вниманием. Профсоюз моряков вместе муниципалитетом помог Насте с жильём. В Кентвилле на деньги профсоюза был приобретён домик с небольшим участком, который после реставрации был оформлен в собственность Насти. Жизнь продолжалась. Появились маленькие радости — дочь делала первые шаги, впервые произнесла «мама». Новый человечек входил в жизнь. Вместе с дочерью возвращалась в жизнь и Настя. Ольга росла спокойным ребёнком, и Настя без проблем могла её оставлять у соседей, в то время как сама отлучалась в магазин или просто выходила на улицу.

Однажды зайдя в музей, она познакомилась с директором, которым оказалась женщина, чьи родители были русскими эмигрантами первой волны (после революции). Когда Настя рассказала ей свою историю, они как-то сразу подружились, и директриса предложила ей работу с русскоязычными туристами. Тогда впервые после многих лет русские стали появляться в Галифаксе в качестве туристов.