Крутой сюжет 1995, № 02 - [35]

Разделочный цех мясокомбината в сравнении с представшей перед глазами картиной выглядел бы невинным пейзажем. Четверым омоновцам, зачем-то нагрянувшим сюда среди ночи, не помогли ни бронежилеты, ни боевая выучка. Хотя бронежилеты как раз и не пострадали, апеэсовские иглы их просто-напросто не смогли пробить. Зато поотрывали напрочь все, что из бронежилетов торчало. Оказывается, первой же очередью снесло голову до сих пор стоявшему на коленях ментозавру, остальных АПС обскубал, когда я орудовал из-под крылечка. Куски истерзанного мяса, обрубки рук и ног, черный от крови снег и чьи-то остекленевшие глаза, блестевшие из окровавленного сугроба, — зрелище не для слабонервных, и я буквально опустился на снег. Но Князь выдал мне такую плюху, что я мгновенно опомнился.

— Бери Гошу и тащи в машину, — Витька рывком поставил меня на ноги и побежал за Илоной. Я засеменил следом, поднял на руки удивительно легкого и вроде бы живого Гошу и побрел к нашей «девятке». Князь уже усадил Илону на заднее сиденье, рядом втиснули окровавленного вьетнамца. Пока Витька возился, устраивая их поудобнее, я догадался вернуться за АПСом, оставлять такую улику было никак невозможно. Заодно отыскал в холле Гошины нунчаки, выброшенный мной рожок, и вернулся к машине. Окинув последним взглядом двор, похожий теперь на известное полотно Верещагина, мы отвалили, сгинув в непроницаемой круговерти все непрекращающегося снегопада.

* * *

Гоша пришел в себя, когда «девятка» выскочила на абсолютно пустое Юрмальское шоссе. Должно быть, он пытался сказать что-то важное, прислушавшись к жалобному попискиванию вьетнамца, Князь свернул к обочине и притормозил. Перегнувшись к Гоше, он внимательно слушал, изредка вставляя какие-то ободряющие слова, но мрачное Витькино лицо подсказало, что дела Гошины совсем-совсем плохи.

Гоша вдруг дернулся, застонал и вытянул из заднего кармана штанов мятую записную книжку, что-то возбужденно прошептал и ткнул ее Князю в руки. Витька осторожно принял блокнот, подержал в ладони дрожащие Гошины пальцы и глянул на меня: — Не довезем, отходит, бедолага. Главное — сам это понимает.

— Может, успеем, — я попытался нащупать у Гоши пульс, но еле дергавшаяся жилка убедила, что тот доживает последние секунды.

— Черт, в больницу-то не повезешь, — сплюнул Князь, переводя взгляд с Гоши на безвольно ткнувшийся в край сидушки Илонин затылок. — А делать что-то надо.

Гоша встрепенулся, расплылся в счастливой улыбке и замер, широко распахнув свои узкие раскосые глаза. Я подхватил его запястье, но биения пульса не уловил.

— Отмучился? — Князь двумя пальцами коснулся Гошиной переносицы, что-то попытался нащупать, не сумел и сам себе ответил: — Вот и все, отмучился.

Движок зарычал, и превратившаяся в катафалк «девятка» неспешно двинулась вдоль обочины. Метров через двести Князь обнаружил подходящий съезд, и мы поперли по заснеженному проселку, подыскивая для Гоши место последнего приюта. Машина двигалась неохотно, пробуксовывала и заунывно стонала, словно сознавая, какой груз ей приходится везти. Настроение, и без того паршивое, раздолбанная дорога только угнетала, гоняя по ноющим внутренностям противный горький ком.

На опушке крохотной березовой рощицы Князь остановился. Мы выбрались из машины и огляделись. Пронизывающий до костей ветер с залива осыпал лицо солеными на вкус снежинками, завывая в ночной мгле протяжно и тоскливо — такое вот устроила природа буддисту Гоше отпевание.

Под толстой белоствольной красавицей выглядывала узкая промоина, туда мы вьетнамца и отнесли. Руками поразбрасывали липкий ноздреватый снег, утоптали заледеневшую прошлогоднюю траву и аккуратно уложили Гошу на дно импровизированной могилы, скрестив начавшие коченеть руки на узкой искромсанной пулями груди. Князь приволок из багажника канистру бензина, облил маленькое, такое беззащитное теперь, тело с ног до головы и, отступив на несколько шагов, жестом распорядился поджигать погребальный костер. Я метнул в могилу зажженный спичечный коробок, и оранжевое пламя взметнулось вверх, окутывая физическую оболочку павшего в бою мужчины-воина жарким последним покровом.

— Не грусти, — Князь подошел и положил руку на мое плечо, — такой смерти можно только завидовать.

Меня аж повело. Что же нам еще предстоит, если уже сейчас можно завидовать покойнику? Но вслух я ничего не высказал. Кто знает, что ждет за теми воротами, в которые только что шагнула Гошина душа. Одно знал наверняка, прошлое отрезано навсегда и жить придется одним лишь настоящим. О том, что будет, лучше вообще не задумываться.

В нос ударил сладковатый запах горелого мяса, и я вдруг вспомнил о злополучном АПСе. Таскать его с собой ни к чему, патронов-то не достанешь, и, сбегав к машине, я притащил автомат к могиле. Пусть покоится рядом с Гошей, успокаивая его душу созерцанием оружия, покаравшего убийц. Князь недоуменно на меня дыбанул, но промолчал, вроде бы понимая, почему я так поступил.

Забросав почерневшие останки комьями снега, мы возвратились к машине. Илона наконец пришла в сознание, правда, толком понять ничего не могла, досталось ей здорово. Витька пересел на заднее сиденье, пытаясь хоть чем-то помочь истерзанной подруге, а я, с трудом выбравшись на проселок, погнал тачку в ночь, стараясь отогнать все возникавшие перед глазами картины недавних событий.