Крутое время - [92]
Подбежал Жоламанов.
— Ойпырмай, кто остался в доме? — с трудом переводя дыхание, спросил он.
— Не знаю. За мной вылез в окно Орак. Вок там лежит раненый…
— Давай вытащим остальных.
Нурум кинулся к дому, начал в темноте искать оконный проем, но в дымящихся головешках невозможно было разобраться.
— Прихожая часть вся завалилась! — крикнул Жоламанов. — Сам не знаю, как выбрался!
Оба решили во что бы то ни стало спасти оставшихся в доме людей; однако, не зная, что делать, с какой стороны подойти, они, спотыкаясь и падая, бегали вокруг развалин; наконец, нашли то место, где, по их предположению, была дверь, и начали быстро расчищать проход. Немыслимо было узнать, остались ли под развалинами люди и живы ли они. Стояла непроглядная темень, выл ветер, мир словно обезумел.
Никого не найдя в развалинах, Нурум и Жоламанов подбежали к раненому Ораку. Рядом с ним лежал неизвестный, которого оглушил прикладом Нурум. Нурум перевернул его лицом вверх, наклонился, нащупал рукой офицерский погон.
— Офицер, — проговорил он брезгливо.
Услышав разговор, офицер простонал.
— Этот пес еще жив.
Раненый приподнял голову, уставился на Нурума и отчетливо произнес:
— Аблаев, ты здесь?
Нурума обожгла холодная догадка: «Неужели он здесь? Это его, наверное, я стукнул по башке». Нурум кинулся искать своего врага…
Аблаев в темноте ловко увильнул от удара Нурума, приклад угодил ему ниже спины. От боли он упал скачала на землю, но быстро опомнился и отполз в угол ограды. Острая боль, от которой онемела нога, медленно прошла. Пригнув голову, Аблаев высматривал в темноте свою жертву. Увидев шагах в пятнадцати от себя длинную, ссутулившуюся фигуру Нурума, искавшего что-то на земле, Аблаев прицелился из нагана…
Жоламанов сбегал к соседним домам, чтобы поднять своих джигитов. В тех домах тоже стоял невообразимый гвалт, раздавалась беспорядочная стрельба.
— Нурум! Где ты? — вернувшись, крикнул Жоламанов.
— Здесь!
Два выстрела, прозвучавших один за другим, оборвали голос Нурума.
Жоламанов больше ничего не узнал ни о Нуруме, ни об Ораке; все смешалось, закружилось. Бесконечная стрельба, крики, плач детей, душераздирающий визг женщин, ржанье обезумевших коней, треск опрокинутой вблизи телеги. Из угла в угол затравленно метались овцы, из окон дома у самого устья реки взметнулось в черное небо жадное пламя. Началось кровавое побоище, безумная пляска смерти. Азмуратов и Аблаев с юнкерами перестреляли, перерубили всех дружинников, спавших безмятежным сном. Всех до единого. В эту ночь они торжествовали.
IV
Убийцы, как правило, трусы. Уильские юнкера не осмелились напасть на сотню Мамбета, стоявшую в двадцати верстах. Они боялись полка Айтиева, находившегося вблизи, и довольствовались тем, что щедро полили человеческой кровью устье Ащисая.
Пятьдесят юнкеров во главе с Аблаевым за одну ночь расстреляли двести дружинников. Большинство погибли в постели, так и не проснувшись. Пытавшихся убежать зарубили шашками.
К утру ворвался в аул отряд Азмуратова и выловил тех дружинников, что упрятались в хлевах, овчарнях, в скирдах; тут же зарубили семерых джигитов, а самого сотника схватили живьем. После этого юнкера погрузили оружие, продовольствие на телеги, согнали в гурт всех коней и поспешно уехали.
В скорбный аул, где в голос плакали женщины и дети, прискакал утром Батырбек со своими джигитами. Они выносили убитых из домов и развалин, старались успокоить жителей. Когда Батырбек увидел примчавшихся в аул Ораза и Хакима, он не сдержался, заплакал, как ребенок, горько и неутешно. Хаким побледнел, как покойник, онемел, ни звука не произнес, не пролил ни единой слезы. Он безмолвно ходил по огромному двору, где рядами лежали окровавленные трупы, и кого-то искал… Наконец он остановился. Возле совершенно разрушенного дома лежал Нурум. Рядом с ним — Орак. Оба были обезглавлены.
Хаким надломленно опустился возле тела Нурума и сидел долго, как окаменелый. Вдруг он вспомнил: «Где же Мукарама? Неужто эти звери увезли ее? О боже! Лучше бы она погибла, чем оказаться в руках убийц! Лучше бы лежала здесь окровавленной, но чистой, не поруганной!» Хаким тупо повторял: «Зачем?! Зачем она здесь?»
Он на миг отвернулся от Нурума, вскользь увидел, как жители аула вытаскивали трупы из-под развалин. Вынесли тело молодой женщины. Положили в стороне. Еще один труп старухи. Положили рядом. Потом вынесли девочку… Еще одну женщину… Нет, девушку. С распущенными волосами. Смертельно бледную. Хаким бросился к телу девушки, обнял ее голову. Это была Мукарама…
Стоял сухой безветренный мороз. Широкая равнина между Борбастау и Меновым двором покрылась первым легким снежком. Покрылись снегом долины и холмики, копны сена то тут то там и редкие, чахлые кусты тоже оделись в легкое пушистое белое одеяние. Вдали сверкал белизной густой лес вдоль Яика. Кругом бело и тихотихо. Казалось, за одну ночь природа очистила этот неприглядный, грязно-унылый край, каким он бывает глубокой осенью. Перед зарей донеслись сюда, как далекие раскаты грома, выстрелы пушек, но сейчас и они умолкли, где-то за Лбищенском или дальше, далеко за Яиком. По тихой заснеженной степи прокладывали дорожку двое всадников. Там, где ступали кони, оставались темные следы копыт. Всадники держали путь в Меновой двор.
Хамза Есенжанов – автор многих рассказов, повестей и романов. Его наиболее значительным произведением является роман «Яик – светлая река». Это большое эпическое полотно о становлении советской власти в Казахстане. Есенжанов, современник этих событий, использовал в романе много исторических документов и фактов. Прототипы героев его романа – реальные лица. Автор прослеживает зарождение революционного движения в самых низах народа – казахских аулах, кочевьях, зимовьях; показывает рост самосознания бывших кочевников и влияние на них передовых русских и казахских рабочих-большевиков.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.