Крутое время - [11]

Фазыл, сын Шагата, приходился Нуруму нагаши. Нурум и не знал, что он живет в городе.

Громко здороваясь, Нурум вошел в дом Фазыла.

— Эй, озорник! Певец-жиен! Проходи! Усаживайся! — обнимая и целуя его, радостно засуетился добродушный Фазыл. — Ой-пырмау, ты, наверное, каждый год на аршин вырастаешь. В прошлом году ты был как я, а теперь на целый аршин, нет, на два аршина вырос!

— Молодой растет, бедный богатеет, — ответил Нурум, неожиданно переиначив известную пословицу.

— Что-то я не видел, чтоб бедный богател, а вот что ты вымахал — вижу. Сестра и зять здоровы?

— Здоровы, привет передали, — выпалил Нурум и покраснел. Ему показалось, что он совершает грех, не сказав, что убежал из дому, что даже и не предполагал остановиться у Фазыла, а теперь вдруг торопливо говорит: «привет передали». Но греха его Фазыл не заметил.

— Ты тоже в войско записаться приехал, озорник-жиен? — спросил Фазыл, сделав озабоченное лицо.

Растерянному Нуруму этот вопрос снова напомнил Мамбета.

— Фазеке, по дороге я встретил Маке, он чем-то встревожен, гнал во весь дух куда-то. Он тоже спросил, не в войско ли записываться спешу. Иди, говорит, лучше в мое войско. Даже настаивал: иди да иди. Что, разве в город едут только для того, чтобы записаться в ханское войско? Вы, кажется, чем-то озабочены, недовольны…

Нурум изучающе оглядел кряжистую, чуть сутулую фи-гуру Фазыла, безбородое лицо в мелких красных прожилках, нахмурившиеся брови над тускловатыми глазами.

Фазыл насторожился.

— Что за Маке?

— Да тот самый Маке, не помню имени его отца.

— Мало ли на свете разных Маке?

— Нет, таких мало. Это известный Черный Маке.

— Мамбет, что ли?

— Да.

— Мамбет Уразбаев! Где ты его встретил?

Фазыл просветлел, брови удивленно приподнялись.

— Да, знаменитый Маке. Силач Маке. Домбрист Маке, — горячо подхватил Нурум. — А чему вы удивляетесь, Фазеке? Под ним был его могучий черный конь. И мчался так, что пыль столбом. «Разговор есть… вечером потолкуем», — бросил он. Сам понесся к учителю Губайдулле.

— Тшш! — прошипел Фазыл, будто кто-то мог услышать. — Тише говори, Нурум. Уж чего-чего, а слухачей сейчас хватает. Весь город сбился с ног — ищут Мамбета.

Нурум заговорил шепотом:

— А что он мог натворить?

— Об этом я не буду говорить, а ты не спрашивай. Страх! Не страх, а ужас один. Народ только об этом и говорит.

— Может быть, может быть. Маке на все способен. А все же что он наделал?

— Ты знаешь, когда произносят имя Мамбета Уразбаева, дети со страху перестают плакать. В начале лета он прибыл сюда с десятью джигитами и записался в отряд Жанши. Русский язык он знает, отважен и способен, поэтому назначили его начальником интендантской службы. Аргамаки самого Жанши, обученные кони командиров — вся конница в руках Мамбета. Захочет — даст коня, не захочет — самому Жанше не даст. Вчера Мамбета вызвал подполковник Кириллов и давай ругать: «Почему коней не хватает? Ты разболтался, разбазариваешь коней». «Я тебе не подчиняюсь, хватит мне гнуть спину перед казаками, — отвечает Мамбет. — И признавать тебя не стану!» Тогда Кириллов распорядился посадить его на гауптвахту. Но Мамбет избил двух солдат, которые пришли за ним, и ворвался в кабинет Кириллова. «Сейчас же убирайся отсюда, валяй к своему атаману Мартынову. Иначе башку срублю», — говорит. Кириллов за наган. Мамбет вырвал наган, связал подполковнику обе руки назад, плотно закрыл дверь и ушел восвояси. Казахи, стоявшие за дверью, ничего не слышали, а если и услышали, вряд ли посмели бы задержать Мамбета. После того как Кириллову развязали руки, он приказал: «Задержать и передать военному суду!» Но Мамбет как в воду канул. Ищут по всему городу, да что толку.

— Собственными глазами, возле Шидерты… — начал было Нурум, но Фазыл поспешно перебил:

— Держи язык за зубами! Не вздумай болтать: «Видел, слышал». Тюре Арон объявил, что он красный болшабай[2], бежавший с окопных работ, что он из числа измен-ников-кердеринцев, посланный для разложения ханского войска. Ты знаешь, кто такие изменники-кердеринцы?

— О, Фазыке, ведь Кердери — большой род. Откуда мне знать? — ответил Нурум и продолжал изумленно:

— Ай да Маке! Вот джигит!

— Кердеринцев много, но изменник-кердеринец, который на стороне красных, то есть на стороне Айтиева и Бахытжана Каратаева…

Нурум вскинул брови.

— Айтиев все лето был у нас. Точнее говоря, весной, около двух месяцев. Почему его называют изменником? Он любил простой народ. Истинный учитель, наставник нашего Хакима. Мой отец очень уважает его. Если Мамбет вместе с Айтиевым, то он нашел себе умного товарища, — горячо проговорил Нурум.

— Ну, это как сказать, — ответил Фазыл неопределенно, но последние слова Нурума, видать, пришлись хозяину по душе: он погладил голый подбородок, потом чуть закрутил кончики редких рыжеватых усов, помедлил и продолжал рассказывать о Мамбете:

— Что скажешь о таком джигите? Телом вон какой: крепкий, сбитый, как пень. Лицо тяжелое, изрытое оспой. Кулачищами может кол забивать. Там, где шагнет, все живое в сторону шарахается. Медведь, да и только! Верно?! А нрав? Однажды женщины аула, пожилые, молодые — все, собрались и решили поколотить Мамбета. «Давайте набросимся сообща на этого чертяку, снимем штаны из шкурок и наденем на его непутевую голову. А то совсем, дьявол, распоясался: где схватит — там синяк, начнешь отбиваться — свалит тебя и платье на голову натянет, хоть задохнись, припрячешь еду — нет, найдет да и тут же слопает. Давайте проучим его хорошенько!» Собрались они в одном доме, пятнадцать женщин, и пригласили Мамбета к чаю. Кое-кто из них даже веревку, рассказывают, приготовил, чтобы связать Мамбету ноги. Пришел Мамбет, уселся, уплетает за обе щеки лепешку с маслом, попивает чай, но тут одна из женщин, крепкая и острая на язык, пнула его в бок и говорит: «Да подвинься ты, чучело. Ишь раскорячился, сколько места занял». И тут все женщины, сидевшие наготове, разом навалились на Мамбета.