Крушение столпов - [62]

– О, так говорят все женщины, и притом самое любопытное, что всегда они о нас жалеют, а мы – никогда.

– Но ты же никогда не найдешь такой, как я.

– И слава богу!

– Я ведь все-таки подарила тебе мою юность.

– Ну, ты сделала этот подарок стольким другим…

Он придвинул к себе какие-то бумаги.

– Слушай, – проговорил он. – Ты увидишь, что я великодушен настолько, насколько это вообще может быть, гораздо больше, чем сам я ожидал. Я мог бы мстить, выставить тебя из театра – ты этого стоишь. Но я не хочу смешивать личную жизнь с искусством. Я вел тебя к определенной цели, я ее достиг и не собираюсь портить тебе карьеру. Поэтому ты подпишешь вот этот контракт, и все встанет на место, а между нами останутся лишь обычные отношения – как между директором и исполнительницей.

Она готова была подписать все, что он хотел: с блестящими от слез глазами она просто подписала, не глядя, договор на пять лет с исключительным правом на нее театра де Де-Виль, с самым невысоким жалованьем и, кроме того, с выплатой Вильнеру двадцати процентов со всех контрактов в кино или где бы то ни было, которые к тому же она обязалась подписывать только с его разрешения, и, наконец, с выплатой неустойки в миллион франков в случае, если она нарушит юридически или фактически один из пунктов настоящего соглашения.

– Поверь, тебе очень повезло, – заметил он, беря перо у нее из рук.

Затем, когда она вышла, он приотворил дверь кабинета госпожи Летан.

– Все в порядке, – возвестил он. – Вы не забыли отправить цветы прелестной госпоже Буатель?.. Не забыли? Превосходно… Тогда покажите квитанции о расклейке афиш и дайте мне первые данные о продаже билетов.

10

Анатоль Руссо в кратчайшие сроки, пользуясь личной властью, настоял на включении банка Шудлера в операции, связанные с выплатами потерпевшим. Однако слишком торопиться с реализацией предложения Стринберга он не стал. Он держал в кармане самый большой козырь, выпавший ему за всю его жизнь. На посту министра финансов ему было не так уж выгодно проводить успешную операцию, результатом которой все равно воспользовался бы глава правительства. Поэтому он довольствовался тем, что распускал слухи, заставлял говорить в правительственных кругах – и даже при случае ссылаться на самого Стринберга – об обязательствах, полученных им от финансиста. Он выжидал. Впрочем, не так уж и долго. Кабинет был распущен сенатом из-за пустякового вопроса, просто потому, что парламент искал повод его свалить: и Руссо не остался в стороне от закулисной возни при подготовке падения правительства.

В этот период кабинеты сменяли друг друга со средним интервалом – в две недели. А иной раз, не протянув и двадцати четырех часов, уходили в отставку сразу по представлении в палатах парламента. Правительственные кризисы длились почти столько же времени, сколько существовали кабинеты. Газеты что ни день публиковали новую комбинацию, которую назавтра же отвергали. Консультации президента Республики начинались на заре, а заканчивались иногда далеко за полночь. И куда больше времени уходило на то, чтобы создать путем осторожного, тщательного расчета и торгов ненадежное большинство, чем его свалить.

Итак, кабинет ушел в отставку: акции упали на несколько пунктов, и начались сделки. Больше недели руководители партий, крупные политические фигуры искали по телефону, за столом, в машине, на прогулке и даже в недолгой тишине постели решение неразрешимого ребуса. Три предложенных состава потерпели поражение с первых же попыток. Тогда президент Республики вызвал толстого, внешне рассеянного, хитрого человека по имени Камиль Портера, которому дважды удавалось при подобных обстоятельствах сформировать кабинет.

Глава партии Портера принципиально доверял всем. «Иначе теряешь слишком много времени», – говорил он. Он доверял даже собственной секретарше, которая была подсажена к нему Анатолем Руссо; лишь только Портера вызывал кого-то, кому он собирался предложить министерство, она тотчас звонила на улицу Риволи или по домашнему телефону Руссо:

– Он вызвал Берту… Он вызвал Клемантеля… Он собрался предложить портфель министра юстиции Пьеру Лавалю…

Руссо в свою очередь снимал трубку и набирал номера телефонов следующего круга заинтересованных лиц.

– Мне нужно срочно тебя видеть, – говорил Руссо. – Знаешь, у Портера нет никаких шансов. Главное, не дай этой старой сирене соблазнить тебя песнями, не то рискуешь остаться с ним вдвоем… Для наших кредитов за границей это была бы катастрофа. Ну да, но сначала меня повидай.

«Но ведь, в сущности, выбор его каждый раз очень точен и справедлив», – думал Анатоль Руссо, не в силах удержаться от восхищения мудростью и хитростью Портера.

Игра длилась весь день, в конце которого Камиль Портера с удивлением обнаружил столько отказов в списке, казавшемся ему идеальным, что отправился к президенту Республики признавать свою несостоятельность. И в ту минуту, когда Портера, усталый, низко опустив голову, подъехал к Елисейскому дворцу, он увидел Анатоля Руссо, выходившего оттуда в окружении плотной толпы журналистов, атакуемого фотографами, как знаменитая актриса, спускающаяся с парохода, или как Эдуард Вильнер в день генеральной.