Крушение Римской империи - [57]

Тем не менее и противоположная точка зрения имела право на существование, а дальнейшее распространение отшельников, монахов и монахинь, к каким бы высоким моральным ценностям они ни призывали, раскалывало и так уж разобщенное общество, создавая новую серьезную трещину в государстве. Так что утверждение папы Александра, что «монахи доделали то, что начали готы», было не лишено смысла. Они стали изгоями потому, что столкнулись с обществом, которое было им отвратительно.

Глава 11 ГОСУДАРСТВО ПРОТИВ СВОБОДНОЙ ВЕРЫ

Несмотря на все свои угрожающие заявления, государство не предприняло эффективных шагов для возвращения в общество мужчин и женщин, выбравших путь монахов, монахинь и отшельников. Но оно практиковало грубое насилие над теми, кто не примкнул к доминировавшей в государстве религии — и даже к той же ветви той же религии. Это насилие было грубейшей ошибкой. Вместо цементирования общества, на что надеялись, оно в еще большей мере увеличивало раскол.

Эта старинная практика принуждения оказалась возможной благодаря тесному союзу между церковью и государством. До самого начала четвертого века официальной религией в римском мире оставалось язычество. Античное язычество в Римском государстве стремилось быть всем для всех. Политеистическое по своей сути, оно было многоликим и многосторонним, очень далеким от замкнутости. Во всяком случае, оно отличалось терпимостью. Правда, язычников отличала нетерпимость к христианам, поскольку те, будучи преданы господу, казалось, отвергали даже в минимальной мере верность императору и народу. Но христиане в течение долгого времени оставались небольшим, ограниченным меньшинством.

Затем произошло обращение в христианство Константина Великого, который постепенно перевел в ту же веру всю империю. Эти события кажутся совершенно поразительными, поскольку христиане оставались в меньшинстве и не были очень влиятельными. Как заявлял английский историк Дж. Б. Бури, революция Константина была «возможно, самым дерзким актом, когда-либо совершавшимся автократом в пренебрежении и с явным вызовом по отношению к огромному большинству подданных».

Император предпринял такие удивительные действия, поскольку импульсивно ощущал внутреннюю потребность в божественной помощи свыше, а христианская вера и ее наиболее привлекательная личность — Спаситель, тот самый Спаситель, что реально жил среди людей, давала более надежные обещания об оказании такой помощи, нежели многочисленные языческие боги, которых никто никогда не видел. Так что Константин, оглядевшись вокруг и обнаружив высшую степень печальной внутренней дисгармонии, угрожавшей разрушить государство, решил, что, возможно, наилучшим объединяющим фактором станет христианство. Под началом императора оно будет сплачивать общество, тем самым эффективно уравновешивая многочисленные центробежные тенденции распада. Он планировал, что государство и церковь обязательно будут работать рука об руку, но государство будет всегда оставаться руководящим партнером. При Валентиниане I епископ Оптат из Милеви (Мила), Алжир, согласился с этой идеологией, заявив Государство не в Церкви, но Церковь в Государстве.

Тем не менее политика терпимости Валентиниана не смогла помешать идее независимости церкви. Он даже не смог предотвратить скандал века — выборы папы в 366 г. — когда 137 трупов остались лежать на брусчатке у римской базилики. Удачливым кандидатом оказался Дамас, создавший впоследствии конкордат, в котором роль папы существенно возросла. Популярный язычник Претекстат прокомментировал величие папы следующим замечанием: «Сделайте меня епископом Рима, и я сразу приму христианство».

Но оказалось, что епископ не Рима, а Медиолана (Милан), резиденции императора, в то время поднял власть церкви на новую высоту. Это был Амвросий, возглавивший епархию с 374 г. до самой своей смерти в 397 г. В отличие от предыдущих доктрин, Амвросий заявил: «Император не над церковью, а в церкви … Кто читал Священное писание, тот знает, что это священники судили императоров … Хороший император не отказывается от помощи церкви, а ищет ее». Эти слова были адресованы Валентиниану II, который использовал автора таких заявлений для важных политических миссий.

У Амвросия были два широко известных столкновения с Фе-одосием I. В обоих случаях священник выходил победителем. Первое — в 388 г., когда епископ Востока приказал сжечь еврейскую синагогу в Нисеферии Каллиник (Рагга) в Сирии, а Феодосии потребовал ее восстановить и наказать поджигателей. Амвросий, выступая с кафедры проповедника, призвал императора выразить сожаление о содеянном и не стал служить мессу, пока император не отменил свое решение. Двумя годами позже, когда в Фессалонике линчевали армейского командира за то, что он посадил в тюрьму популярного возничего, Феодосии в наказание приказал вырезать семь тысяч человек. Амвросий отказался допустить императора к мессе и наложил эпитимию. Это были исторические моменты. Подчинившись в обоих случаях призывам Амвросия, Феодосии самым очевидным образом уступил власти церкви.

После смерти Амвросия духовная инициатива вернулась из Милана в Рим, где папа Иннокентий I (401—417) ясно показал, что новая церковная администрация будет облечена властью не в миланской епархии, а здесь, в Риме. Когда Аларих со своими вестготами подошел к Риму, Иннокентий оказался единственным национальным лидером, чей престиж был достаточен для ведения переговоров. Позже папа Лев I (440—461) вел аналогичные переговоры с Аттилой и добился впечатляющего успеха. Точка зрения Льва была такова, что сотрудничество между государством и церковью взаимовыгодно, как контрактные соглашения, хорошо известные каждому римскому юристу.