Крушение пьедестала. Штрихи к портрету М.С. Горбачева - [29]

Через несколько дней после конференции Горбачев с Яковлевым улетели в Лондон, где состоялась его первая встреча с М. Тэтчер. Эта дама уже тогда прозорливо разглядела в своем госте перспективного лидера. Но дело, видимо, было не только в прозорливости леди, но и в ее хорошей информированности. Думаю, уже тогда определенные силы Запада остановили свой выбор на Горбачеве как возможном лидере страны и по возможности поддерживали его.

Мне пришлось редактировать доклад для публикации, готовить другие материалы. Горбачев часто интересовался, как идут дела, давал различные новые поручения, тем более что политическая активность жизни общества нарастала. Приближались выборы в Верховные Советы Союза и РСФСР. Подготовка к этой кампании занимала много времени. Теперь я сидел за составлением предстоящих речей. В Верховный Совет СССР Горбачев дал согласие баллотироваться на Ставрополье, а в РСФСР положение для него поворачивалось по-новому. По установленному статусу второго лица в руководстве партией Михаил Сергеевич должен был избираться в Москве. И это его волновало, беспокоило и окружающих. Встреча с москвичами была ответственной: по существу должны состояться столичные смотрины «периферийного человека с перспективой». Ответственной была, разумеется, и поездка на Ставрополье.

Как второму лицу в партии, его выступлению отводилось больше половины полосы формата «Правды», тогда как просто члены Политбюро могли рассчитывать лишь на треть полосы. Это значило, что можно донести до читателя многие мысли, которые накопились у окружения Горбачева. Вскоре речь на встрече с избирателями была готова и назначена дата отлета в Ставропольский край.

А в это время накал «дворцовых» интриг и борьбы достиг апогея. Черненко болел и много времени проводил в больнице. Он чувствовал, как силы покидают его, а на горизонте мощно маячила непонятная, чуждая и даже враждебная для него и многих других моложавая фигура. Силы, группировавшиеся вокруг больного генсека, предпринимали последние попытки, чтобы не дать М. С. Горбачеву проявить себя как лидеру, идущему на смену К. У. Черненко. Если волей Д. Ф. Устинова удалось пересадить М. С. Горбачева за столом заседаний Политбюро на положенное место, то переход в кабинет второго лица пока не состоялся. Противникам М. С. Горбачева удавалось держать его в прежнем кабинете. Для тех, кто разбирался в партийной субординации, это был знак неполноценности второго секретаря ЦК. М. С. Горбачева все это сильно задевало. Формальным предлогом затягивания переезда было то, что К. У. Черненко, мол, еще не вывез из своего бывшего кабинета свои вещи. Сейчас он болен и ему не до того, чтобы разбираться, что взять, что оставить. Только в самый канун отъезда в Ставрополье неожиданно было получено согласие на переезд Горбачева в новый кабинет, расположенный на пятом этаже. В нем долгие годы размещался главный идеолог партии М. А. Суслов. Отдав команду немедленно переезжать, Горбачев с легким сердцем улетел в Ставрополь. Но борьба за высоты власти не была еще выиграна. С отъездом Михаила Сергеевича предпринимались попытки остановить его продвижение, не дать закрепиться формально как второму лицу в партии и государстве.

Разместились мы в краевой резиденции — двухэтажной вилле в центре города. М. С. Горбачев решил еще раз взглянуть на текст выступления. Он нервничал, вставлял все новые и новые фрагменты, что-то вычеркивал. Я опасался, что текст серьезно пострадает и его трудно будет спасти. Эти вставки, сделанные, как говорится, на ходу, за пять минут до выступления, никогда ни к чему хорошему не приводили, а часто являлись источником ошибок и недоразумений.

И вот в момент напряженной работы пришел представитель ТАСС и сказал, что принято решение для публикации выступления Горбачеву отвести в газетах место, как остальным членам Политбюро ЦК. Это он воспринял как тревожный знак, свидетельствующий о том, что развернувшаяся борьба привела к перевесу противников Горбачева. По просьбе Михаила Сергеевича я позвонил в его приемную в Москве, стараясь узнать, что там происходит и не приостановлен ли переезд в новый кабинет, но там сказали, что перенос вещей идет и вроде все спокойно.

Доложил обо. всем Горбачеву. Он выслушал нервно, заводясь от каждого слова «с пол-оборота», срывал неудовольствие на присутствующих. Давно заметил, что он может оскорбить собеседника в момент раздражения, даже когда кто-то высказывает дельные мысли. Не любил Горбачев советчиков, имидж вечного лидера не позволял ему прислушиваться к кому-то, принимать «чу-жую» идею сразу. Иногда в ответ на какое-то предложение говорит, что так и собирался сделать и все продумал и нечего ему подсказывать, либо, углубляя мысль, начинает развивать и обосновывать ее, демонстрируя свое понимание проблемы. Как мне говорили многие, такая реакция Горбачева отбивала охоту давать ему какие-либо советы, не создавала условий для плодотворной совместной работы.

Позже на заседаниях Совета Федерации в Ново-Огарево эта тенденция проявилась особенно ярко. В то время Михаил Сергеевич, видимо, слабо знал обсуждавшуюся проблему и не мог в заключительном слове отделить главное от второстепенного, обобщить мнения выступавших. Поэтому часто он подхватывал мысль какого-то оратора, перебивал его и начинал доказывать, что он так и думал и вот почему эта мысль правильна. Однажды Б. Н. Ельцин не выдержал и сказал, что пусть Горбачев не мешает и даст возможность завершить ему выступление. Сказано это было во всеуслышание и довольно резко. Впрочем, в 1991 году эти пощечины уже не обижали Горбачева. Он на минуту затихал, виновато смотрел большими карими увлажненными глазами на оппонента. Печально было наблюдать, как Михаил Сергеевич, человек, которому еще совсем недавно все внимали, все больше теряет лицо, заискивает и обосновывает свои суждения какими-то блеклыми неубедительными аргументами.