Крушение пьедестала. Штрихи к портрету М.С. Горбачева - [180]

Все это создало предпосылки для поворота в горбачевской политике. Был ли осознан этот поворот членами Политбюро р Секретариата ЦК? Думаю, да, во всяком случае, многими. Но никто никогда не поставил принципиально вопрос о конечной цели перестройки. Возможно, это происходило потому, что в работе этих органов была нарушена коллегиальность, принцип общего согласия. Горбачев настаивал на своем и принимал решения даже тогда, когда не получал поддержки других членов Политбюро. Вообще процедура принятия постановлений, сама обстановка на заседаниях нуждались в совершенствовании. В последние годы был утрачен творческий, товарищеский подход к обсуждавшимся проблемам. Все заметнее проявлялись конфликты и противоречия между Рыжковым и Лигачевым, Лигачевым и Яковлевым, Рыжковым и Медведевым. Такая обстановка явно вредила делу, но никто из руководителей не захотел обсуждать сложившуюся ситуацию.

Стоило ли говорить в этом случае о несогласии с курсом Горбачева? Самое большее, что могли сделать члены Политбюро при несогласии, — это промолчать. Попытки, например, Рыжкова возражать против каких-то необдуманных решений тотчас натыкались на отбойные речи Медведева, всегда готового отстаивать линию Горбачева независимо от того, была ли она правильна или ошибочна. Во всяком случае, за все время участия в работе Политбюро и Секретариата ЦК я не слышал, чтобы кто-то пытался выяснить, куда ведет партию и страну генсек, хотя между собой такие разговоры велись.

Только сейчас стало очевидным, что Михаил Сергеевич давно вынашивал идею раскола партии, выделения из нее социал-демократического крыла. Рост неприятия обществом и партией многих идей перестройки, негативного отношения к генсеку заставил его торопиться. Намерения расколоть КПСС объясняют многие действия генсека. Он объективно был заинтересован в расчленении страны и, следовательно, в формировании небольших и ослабленных отрядов партии в республиках. Это относится и к дискредитации коммунистов, когда пресса возложила на них ответственность за все реальные и мнимые ошибки в прошлом.

Мог ли Горбачев считать раскол КПСС неизбежным? Наверное, мог. Но в этом случае он был обязан как человек, претендующий на порядочность, всенародно сказать о своей позиции, мотивировать ее и либо убедить коммунистов в необходимости перемен, либо сложить с себя на съезде полномочия генсека. Ни того, ни другого Горбачев не сделал, предпочтя тайные, подрывные методы разрушения КПСС и СССР. Более того, вероятно, кроме А. Н. Яковлева, А. С. Черняева и Г. X. Шахназарова, о его намерениях не знал никто, в том числе и те сподвижники по Совету Безопасности, которым, по словам генсека, он доверял больше всего: Попытки оправдать это двуличие и ложь нежеланием травмировать членов партии выглядят сегодня не просто ханжески. Это рецидивы и неизжитые методы прошлого мышления. Это не ложь во спасение. Это откровенное предательство, а если говорить о каком-то спасении, то только собственном. К сожалению, такие факты становятся очевидными спустя годы.

Четыре года назад несколько членов Совета Безопасности СССР доложили М. С. Горбачеву, что может произойти со страной, если выбранный им курс разрушения государства будет продолжен. Были даны оценки различных сторон жизни общества — от экономики до положения в армии, от настроений в партии и народе до анализа сепаратистских действий в республиках и областях. Вывод был тогда однозначный — следует встать на реалистический путь, остановить распад страны, ее народного хозяйства, обеспечить единство интересов всех регионов СССР. Если этого не сделать, то произойдет катастрофа. И попытка предотвратить ее была сделана.

Сейчас многие стараются не вспоминать об Обращении к народу ГКЧП, о поставленных им целях и задачах, рассматривая выступление высших руководителей страны в августе 1991 года как желание возвратить страну в прошлое. Столь очевидная ложь была, возможно, нужна тем, кому надо было захватить и упрочить власть. Но за эту ложь многие продолжают цепляться и ныне. О том, что подобные утверждения надуманны, говорит хотя бы то, что люди, обвиняемые в желании чуть ли не реставрировать сталинизм, не только одними из первых поставили вопрос о реформировании общества, но и начали осуществлять меры по улучшению дел в стране, отстаиванию принципов гласности и подлинной демократии, использованию эффективных методов хозяйственного регулирования. И делалось это еще в то время, когда иные нынешние демократы не только не понимали, но и плохо выговаривали новые слова, если судить по их публичным выступлениям того времени.

Члены конституционного органа — Совета Безопасности, вошедшие затем в ГКЧП, осознавали последствия того, что собирался сотворить со страной Горбачев и некоторые руководители союзных республик, а потому в своем Обращении к народу выступили против развала Советского Союза и попрания воли людей, высказавшихся на референдуме за единство страны. Они заявили, что поддерживают курс реформ, в том числе с использованием рыночных механизмов, дальнейшую демократизацию общества, но возражают против ликвидации оправдавших себя принципов хозяйствования и завоеваний трудящихся в социальной сфере. Они выступали за дальнейшие перестройку системы управления государством, сокращение армии и вооружений, но считали возможным осуществить все это без спешки, неоправданных уступок. Они выступали за вывод войск из государств бывшего социалистического содружества, но не на условиях бегства, которые были продиктованы нашей стране странами НАТО.