Крушение пьедестала. Штрихи к портрету М.С. Горбачева - [178]

И люди, облеченные властью, не желая ничего, кроме благополучия народу и мира своей стране, не из-за властолюбия, а боясь новой крови, пытались в августе 1991 года предотвратить неумолимо надвигающуюся трагедию. Но они не стали применять жестокие методы, считая, что жизнь людей дороже всех перестроек, и не пошли против воли народа.

…Более 70 лет назад на заре советской власти английский писатель Герберт Уэллс увидел Россию во мгле. Истории свойственно повторяться. Вновь мгла туманит просторы великой страны, вновь льется кровь, страдают люди. Возродится ли наша держава при жизни нынешнего поколения? Трудно сказать сегодня. Время расставит все по своим местам и даст оценку всему, что произошло в XX веке. В веке величайших войн и революций, побед и поражений, в веке реализации грандиозных идей и крушения мифов, гениальных открытий в науке, блестящих достижений культуры и массового уничтожения людей.

XX век завершается смутой и кровавой трагедией на огромных евразийских просторах. Наступит ли здесь успокоение, или это лишь прелюдия к новым потрясениям? Время покажет.

Три года спустя (Вместо послесловия)

Минуло три с лишним года. Свалившаяся как перезрелый плод власть упала к ногам молодой демократии. И вот результат — три года триумфа свободы — буйство митингов, демонстраций, расстрелов, бомбежек и ракетных ударов по россиянам. Все атрибуты и аргументы нашей демократии в действии.

Смотрю на лица современных лидеров и радуюсь — молодые ухоженные лица, светлые, невинные взоры. Нет, это не прежние корыстолюбцы, а совсем новые. Правда, среди них просвечивают и старые знакомые. Но они ничуть не портят общего впечатления, не выпадают из стройных рядов власти, уверенно шагая в ногу с молодой порослью. Как трогательно все-таки подобное единение душ, интересов, взглядов.

Хожу по городу и не узнаю Москвы. Другие названия улиц, станций метро, разноязыкие и многоцветные вывески, сверкающая реклама и бесконечная череда магазинов, меняльных контор, банков, киосков, «мерседесов», «джипов». И кругом торговцы. Кажется, вся Москва вышла на улицу торговать. Продают все — джинсы и ботинки, телевизоры и квартиры, коллективы со своими объемами работ и двухместные ванны. Вот молодые в кожанках парни развешивают импортные тряпки, таскают коробки с пивом, водкой, конфетами, торгуют оптом и в розницу. Старуха в длинной вязаной кофте продает электрическую лампочку, щеколду от двери и бутылку с какой-то цветной жидкостью. Старый солдат держит в дрожащих руках пряжку ремня, орден Красной Звезды, какие-то медали. Его-то за что унизили? На веку этого солдата не только кровавая битва, но и нелегкая пора восстановления порушенного. Это перед ним и такими, как он, все мы в неоплатном долгу. И отстояли страну, и восстановили ее, дали и хлеб, и образование тем, кто их обесчестил сейчас нищетой.

А рядом экзотические витрины продовольственных магазинов и зашторенные окна валютных супермаркетов. Взгляд, скользя по витринам, переходит от восторга к восторгу, немеют люди от обилия продуктов и ярких упаковок. Михаил Сергеевич, отец продовольственной программы, где вы? Оказывается, не наращивать продуктивность полей и ферм надо было, а совсем наоборот. Сейчас сельскохозяйственное производство падает, а посмотрите какие прилавки! Даже киви есть, как сказал один из апостолов демократии. А это, видимо, вершина изобилия и пресыщенности. Теперь острят: капитализм — это власть демократов плюс кивизация и бананизация всей страны. Правда, киви товар не слишком ходовой. За штуку величиной чуть больше куриного яйца просят цену батона. Народ предпочитает почему-то хлеб. Да и за другими «красотами» не слишком давится в очередях. Больше смотрит.

Но есть кто и смотреть себе не позволяет. Люди ходят как тени по темным улицам города, неопрятного, неприбранного. Обреченность какая-то в этой хмурой толпе, чувство утраты и растерянности. В грязных и мрачных переходах идет своя жизнь. Пожилой мужчина играет на баяне мелодии военной поры. Еще молодая женщина с двумя маленькими детьми сидит на холодном цементном полу перед банкой с несколькими мелкими купюрами, взглядом прося помочь. Время от времени укрывает мерзнущих детей полами своего легкого пальтишка. Мальчик постарше безучастно смотрит сухими бездонными глазами на мелькающие ноги спешащих людей, оживляясь и поглядывая на мать, когда в банку кидают смятую сторублевку. Беженцы. Откуда их гонит ветер ненависти, где прибьются эти никому не нужные люди?

…Переполненная пригородная электричка. Раскрасневшиеся лица мужчин и женщин в одинаковых куртках и вязаных шапочках. Они сидят на скамьях, в проходах на огромных тюках и баулах, которыми забит весь вагон. Пьют воду и пиво из жестянок и что-то жуют, ругаются, смеются, считают деньги. Челноки — современные коробейники. Двигатель торговли и свидетельство крушения рынка отечественных товаров. У окна играют в карты неопределенного возраста полутрезвые мужчины. Грязно ругаются. С краю женщина в пальто из далекого прошлого, девочки-школьницы с прозрачными лицами, ловящие слова челноков, старик селянин в резиновых сапогах и в фуражке и внук в треухе с мешком не проданных на рынке не то яблок, не то картофеля и торчащим безменом.