Крушение надежд - [66]

— Ой-ой, милая Проба, социализм наступил. А ну-ка, поддай еще, чтобы нам поспеть прямо к коммунизму!

* * *

Рупик заметил, что когда он приходит на перевязки к своей пациентке Валентине, ее соседи по дому почтительно с ним здороваются, хотя он никого не знал. Это его озадачивало. Валентина поправлялась, бледность сменилась розовым оттенком на щеках, он замечал, как она похорошела. К приходу Рупика Валентина прихорашивалась, подкрашивала ресницы, завивала волосы, говорила с ним проникновенным трудным голосом и, он сам себе признался, она все больше ему нравится.

Входя, он опять услышал задорную мелодию и слова популярной песенки «Чилита» в русском исполнении:

Кто в нашем крае Чилиту не знает?

Она так мила и прекрасна,

И вспыльчива так и властна,

Что ей возражать опасно…

Валентина обожала без конца проигрывать на патефоне эту пластинку. Ее родственница подавала чай с пирогами и исчезла. А Валентина подпевала и даже слегка пританцовывала.

— Доктор, видите, я уже могу танцевать.

Потом она вышла в другую комнату и закричала оттуда:

— Я готова.

Валентина лежала с раскинутыми ногами, но на ней были уже не бинты, а трусы.

— Снять трусы? — спросила она мягко и как бы призывно.

С каждой перевязкой в нем все меньше оставалось профессионализма и все больше проявлялось нормальное возбуждение мужчины. И сейчас он стеснялся больше нее самой, опускал глаза:

— Ой-ой, не надо, я так проверю.

Потом отодвинул только край трусов и заметил, как она лукаво улыбается. Тогда он отвернулся и тихо сказал:

— Раны почти зарубцевались, теперь уже не разойдутся. Можете делать, что хотите.

— Все что хочу? А сидеть мне уже можно?

— Долго сидеть не рекомендую. Вы должны подкладывать под себя подушку.

— Какой же я буду секретарь райкома, если принесу с собой на заседания подушку? — и Валентина залилась смехом.

Она явно ждала от него не только медицинской помощи, и он через силу напускал на себя врачебную строгость. Но сколько же может молодой одинокий мужчина выдерживать такие испытания? Его это мучило, он бы даже решился действовать, если бы… не ее партийная принадлежность. Все партийное было ему поперек горла. Он думал: «Я и секретарь райкома?..» А иногда решал: «Ну и черт с ней, с ее партией; женщина она красивая, я ей докажу, что я мужчина, и это выше ее партийной сущности…» Но дотом передумывал: «Нет, не могу я заставить себя лечь с партией…»

Она чувствовала его скрытые желания и подзадоривала его. Еще больше смягчив грудной тон, сказала как-то раз с улыбкой:

— Моя родственница рассказывает, что про нас с вами по городку распускают слухи. Говорят, что у нас любовная связь. — И засмеялась, глядя ему в лицо.

Темные глаза сверкали, Валентина была возбуждена, тяжело дышала. Рупик тоже задохнулся, покраснел:

— Ой-ой, теперь понятно, почему ваши соседи так почтительно со мной здороваются, а некоторые наши докторши игриво на меня посматривают.

— Мы попались на язычок. Я могу схлопотать выговор на бюро райкома. — И Валентина опять улыбнулась.

Он подумал: «Плевать мне на бюро твоего райкома» — и впервые за все время взял ее за руку. Она опустила глаза, подалась к нему, заговорила на «ты»:

— Знаешь, я хочу попросить, чтобы меня перевели в другой район.

Он держал ее руку, чувствовал в ней дрожь ожидания.

— В другой? Что же, все равно я вам больше не нужен.

— Нет, нужен! — потянула она его на себя и впилась горячими влажными губами. После долгого страстного поцелуя Валентина положила ему голову на плечо и шепнула:

— Ты сам сказал, что теперь я уже могу делать все, что хочу. Я хочу, чтобы ты первый убедился, что вылечил меня. Понимаешь?

Голос с пластинки пел:

Над нами она хохочет

И делает все, что хочет…

Валентина подпела: «…И делает все, что хочет» — и стала раздеваться…

Рупик смог убедиться, что вылечил ее полностью: она кричала, извивалась, глубоко вжимала его в себя. А после оргазма вдруг уперлась ему в плечи, слегка отодвинула от себя и томно спросила:

— Говорят, ты не член партии?

— Что? — Рупик от удивления застыл, перестал двигаться. Менее подходящего момента для вопроса найти было нельзя.

Он засмеялся:

— Ой-ой, нет, я не член партии. Но… мой член сейчас в партии.

Валентина тоже расхохоталась и, еще крепче обхватив его ногами и руками, снова застонала, выгибая спину. Перед тем как кончить, он шепнул ей на ухо:

— Знаешь, как это называется в медицине? Это называется клиническое испытание.

— Испытывай, испытывай меня!.. Ах!..

В свои ежедневные записи он это испытание не внес. Через две недели она уехала.

* * *

Три года проработал Рупик в Пудоже. Он обследовал своих больных внимательно, глубоко вдумывался в их состояние, вел для себя записи каждого случая, вычитывал из учебников необходимые страницы и главы, чтобы лечить эффективнее. И в Пудоже Рупик продолжал выписывать из московской библиотеки иностранные журналы и книги, читал и переводил их, чтобы быть в курсе современных знаний. Конечно, не было у него в тех условиях необходимых инструментов и лекарств, но вдумчивость и знания помогали ему добиваться выздоровления в очень тяжелых случаях. Он упорно продолжал учить немецкий язык и довольно свободно читал тексты Гете и Гейне.