Удастся ли незаметно выйти на Мурманский берег, ускользнуть от встречи с пограничниками? Зарыть снаряжение, не привлекая постороннего взгляда?
И, наконец, самый главный и роковой для него вопрос: что же ждет его на этой земле, где он вырос, но которая всегда оставалась для него чужой?
Черт возьми этого борова Петер-Брунна! Ведь существует же в мире Иран, Исландия, Кашмир…
Работы хватает повсюду. И каким-то счастливчикам перепадают неплохие кусочки нашей планеты! А вот ему постоянно приходится расплачиваться за свою специальность «знатока России».
Да, конечно!.. Кое-что он знает о коммунистической стране и ее обитателях…
Биография Франца Каурта вполне отвечала требованиям, предъявляемым к людям его профессии.
Его предки прочно обосновались в России издавна. Еще в начале нынешнего века отец Франца, имевший просторный особняк на Большой Морской в Санкт-Петербурге, нажил миллионное состояние на спекуляциях с кавказской нефтью. Он был крупной фигурой в так называемом «Русско-Азиатском обществе», созданном иностранными капиталистами в 1912 году. Много новых миллионов сулило этим и им подобным хищникам намечавшееся разграбление богатств Урала и Сибири.
Но наступила Октябрьская революция, и незадачливые колонизаторы вынуждены были в спешном порядке покинуть столь гостеприимную к ним до сих пор страну. Вместе с остальными ретировался и родитель Франца.
В тридцатых годах старый Каурт вернулся в Россию, но уже в ином качестве — сотрудником одного из посольств. Францу тогда пошел двенадцатый год. После долгих колебаний его отдали в советскую школу: чтобы победить врага — его надо хорошо знать! Франц не смешался с окружающими. С детских лет он был проникнут ненавистью к тем, кого в их семье называли черной костью. Надо было видеть, как сдержанно негодовал маленький Франц, когда он оказался на одной парте с сыном трамвайной кондукторши Борей Филаткиным! С какой брезгливостью подвигался он на край парты, чтобы не прикоснуться хотя бы рукавом к этому мальчишке! А позднее, в советском вузе, изучая исторический и диалектический материализм, он утешал себя мыслью, что постигает обряды и обычаи той страны, в которую он рано или поздно надеялся вернуться хозяином.
«Идите, мой мальчик, и знайте, что вы будете не один», — вспомнились напутственные слова его шефа Петер-Брунна.
Мысли Франца Каурта были тревожными, отрывочными, а тем временем привычные руки выполняли свою работу.
При свете звезд он торопливо закапывал уже не нужный ему фантастический наряд. Счастье, что хоть эта новинка, всученная Петер-Брунном, не подвела…
Как знать! Возможно, не подведет и остальное?
И, действительно, даже в этой стране он найдет надежных и энергичных помощников… В порученном ему трудном, почти несбыточном деле они значили так много!
Каурт облачился в самый обыденный москвошвеевский плащ темно-синего цвета на рябенькой подкладке и поношенную непритязательную кепочку. Он извлек их из непромокаемого мешка, тотчас же закопанного им вместе с остальным снаряжением амфибии.
Естественно, что в то время, как он пробирался, скрываясь сначала за песчаными дюнами, а затем в кустарнике прибрежного леса, мысли шпиона работали в одном, волнующем его направлении.
Не подведут ли эти «вольные» или «невольные» союзники?..
Насколько, например, окажется реальной помощь вот этого?..
Каурт вспомнил, как незадолго до отъезда его патрон Петер-Брунн показал ему фотокопии письма, отправленного в Советский Союз в город Сумы. Письмо пришло обратно с пометкой на конверте: «Адресат выбыл в Москву».
Автор письма — священник украинской колонии Порфирий Храпчук — обращался к другу детства некоему Антону Матвеевичу Сенченко. Он хотел на старости посетить родину и воочию убедиться, что там происходит… Он просил своего друга откликнуться.
«Захочет он этого или не захочет, но этот полоумный поп поможет нам», — обнадеживал Каурта патрон.
— Полоумный поп! — зло усмехнулся Каурт. Довольно точный термин, если принять во внимание все, что ему было известно о священнике Порфирии Храпчуке. Разве он не разводит в своих проповедях демагогию о «неправедных богачах» и не скулит о «дружбе между народами»?..
И вот этот полоумный поп должен помочь ему в таком трудном, почти невозможном деле, как «Операция альфа».
Легко ли заставить известного советского ученого и активного борца за мир бежать из родной страны!
При каких обстоятельствах профессор Сенченко пойдет на то, чтоб своим бегством расписаться перед всем светом, что независимый творческий труд в коммунистической стране невозможен?
А другие обещанные помощники? Насколько надежными и оперативными окажутся они?
Он вспомнил, с какой многозначительной торжественностью Петер-Брунн достал из сейфа два объемистых, переплетенных в кожу альбома. Развернув один из них, он вынул фотографию, которая показалась Каурту в высшей степени ординарной. На него взглянуло простоватое солдатское лицо. Подобные лица Франц тысячами видел в лагерях для перемещенных… Под снимком значились имя, отчество и фамилия оригинала, а также и кличка «Михайловка».
— А вот совсем иной жанр, — усмехнувшись, протянул ему Петер-Брунн второй, очевидно, от времени сильно выцветший фотоснимок.
