Крушение Агатона. Грендель - [59]
Странная, необъяснимая ненависть — и Тука понимала это. Я любил Туку не меньше, чем прежде. Когда я просыпался утром и глядел на нее — солнце мягко освещало ее плечи и сверкало на иссиня-черных волосах, — она казалась мне самой драгоценной вещью в мире. Я поближе придвигался к ее теплому телу, тесно прижимался к упругим пышным ягодицам, а моя рука скользила, перебираясь с ее талии на грудь. Затем я долгое время лежал, наполовину уснув, наполовину проснувшись, и моя жизнь спокойно и безопасно сливалась с ее жизнью, начиная с самого детства, словно комната, где мы находились, была не просто физическим пространством, но и, так сказать, пузырем во времени. Мы слышали голоса детей в другой комнате, и пузырь расширялся, чтобы вобрать их: моего сына, спокойного несмышленыша, доброго, как и я (или доброго, как мне нравилось думать о себе), который, стоя на коленях на берегу моря, строил из песка и камней гигантские фигуры; нашу дочь, прекрасную, как Тука, умную и хитрую, складывающую свои сокровища в потрепанный Тукин кошелек или взбирающуюся на дерево выше, чем могут выдержать нервы любого мальчишки. Глупо, что Тука сомневалась в моей любви, — я любил их всех.
Иногда мы ездили на лошадях к северным холмам Спарты и устраивались на каком-нибудь утесе, в то время как лошади гарцевали внизу. Ясным днем было видно на сотни миль вокруг.
— Ты когда-нибудь думаешь о Фалете? — как-то спросила она.
Я улыбнулся, чтобы развеселить ее.
— Никогда.
— Он был счастлив только тогда, когда сталкивался лицом к лицу со смертью. Он думал, что это и есть жизнь.
— Вот жизнь, — сказал я, кивая на город внизу под нами.
— Я знаю. Оторвись от вещей. Взгляни на себя со стороны.
Я посмотрел на ее сильные стройные ноги.
— Я имел в виду красоту.
— И это тоже, я думаю. — Она положила ладонь на мою руку. — Но ты не можешь увидеть этого, пока не посмотришь на нее извне. — Мгновение она искоса смотрела на меня. — Например, ты. Я забываю, что люблю тебя, пока какие-нибудь звезды не крадут тебя у меня.
— Никто меня не крадет, — сказал я.
Она стиснула мою руку.
— Верно, чтоб тебя… Бедный старый мерин, — помолчав, сказала она. Так мы называли Ликурга. — Как, интересно, он развлекается?
— Грызет себя, я полагаю.
— А также и других людей, — рассмеялась она. — И все же я восхищаюсь им. Он знает, чего хочет.
— Как и ты, — сказал я.
Ее пальцы соскользнули с моей руки и вцепились в траву.
— Немного же радости мне это доставляет.
Как и ему, мог бы я сказать. Я попытался представить Ликурга в любви — траурно и безнадежно занимающегося любовью с женой своего брата — и пришел к выводу, что она просто играла с ним, — распутная бабенка, что было известно всем, и, как утверждали, столь же прекрасная, сколь он безобразен. Был ли Харилай его сыном? Само собой, это не важно. Все это было очень-очень давно и не имеет значения.
Лицо Туки исказилось в недовольной гримасе, будто кто-то украл ее серьгу. Она продолжала бессознательно и яростно рвать траву, словно это были волосы мертвой Ионы. Я вздохнул, слегка опечалившись и ослабев от грустных мыслей.
— Надо попробовать захотеть того, что возможно, Тука.
— Знаю. — Она не поднимала головы. — А она лучше меня в постели?
— Тука, Тука, — сказал я, слабея все больше, — что бы ни говорили люди в Афинах, мир не создан исключительно из постелей.
— И тем не менее ответь мне. Я имею право знать. Она лучше?
— Я с ней не спал.
— Ты лжец. — Она взглянула на меня, и я покачал головой. Она подобрала лежавший у ее колена голыш и крепко сжала его в кулаке, словно собираясь запустить в меня, но сдержалась. — Тогда все еще хуже. Как может простая человеческая плоть соперничать с сияющим воздушным видением?
— Тука, клянусь тебе всеми богами…
— Не трудись, малыш. — Она резко поднялась и направилась к своей лошади. Она шла, как спартанская женщина-воин: все тело — за исключением губ, живота и грудей — твердое, точно ноготь. Я любил ее. Неужели она была настолько слепа, что не видела этого?
— Ты хочешь знать правду или нет?! — крикнул я.
Она остановилась и повернулась, уперев руки в бедра.
— Если ты спал с ней, я убью тебя.
Я медленно поднял руку и поцеловал кончики пальцев — жест Солона, прощающегося с жизнью. Она неожиданно упала на колени, словно сила вдруг ушла из ее ног, и, заплакав, закрыла лицо руками. Я едва поверил своим глазам.
— Почему ты даже не поговоришь со мной? — вскрикивала она. — Разве ты не видишь, что я не могу без тебя?
— Да, теперь я вижу. Я нужен тебе. Я всем нужен, даже Ликургу. Это нелепо.
Но она продолжала рыдать, вся напрягшись, и я заволновался: мне уже приходилось видеть такое раньше. Я подошел и обнял ее, но мышцы ее не расслабились. Лицо застыло, словно маска.
— Послушай, Тука, я люблю тебя. Послушай. — Послушай — это было слово Конона. Осознав это, я на секунду остановился. Все, что я говорил, все, что я когда-либо делал, принадлежало не мне, а кому-то другому. Бессмысленный образ, пустяк. Но я все же сказал: — Послушай меня, пожалуйста, Тука. Я люблю тебя. — Возможно, это было правдой, хотя я знал, что мог так же легко и так же честно сказать это (и
Роман крупнейшего американского прозаика отмечен высоким художественным мастерством. Сталкивая в едином повествовании две совершенно различные истории – будничную, житейскую и уголовно-сенсационную, писатель показывает глубокую противоречивость социально-психологического и нравственного климата сегодняшней Америки и ставит важные вопросы жизни, искусства, этики.
Будучи профессиональным исследователем средневековой английской литературы, Гарднер с особенным интересом относился к шедевру англо-саксонской поэзии VIII века, поэме «Беовульф». Роман «Грендель» создан на литературном материале этой поэмы. Автор использует часть сюжета «Беовульфа», излагая события с точки зрения чудовища Гренделя. Хотя внешне Грендель имеет некоторое сходство с человеком, он — не человек. С людьми его роднит внутренний мир личности, речь и стремление с самореализации. В этом смысле его можно рассматривать как некий мифический образ, в котором олицетворяются и материализуются нравственные и духовные проблемы, существенные для каждой человеческой личности.
Книга Джона Гарднера представляет собой серьезное документированное и одновременно увлекательное жизнеописание английского средневекового поэта Джеффри Чосера.Из нее мы узнаем, в чем поэт был традиционен, отдавая дань господствующим этическим, религиозным, философским воззрениям, в чем проявлял самобытность и оригинальность, что сделало его гениальным художником слова.Мир средневековой Англии, в которой жил Чосер, ее люди, культура, традиции и нравы предстают удивительно ярко и ощутимо.Рекомендуется широкому кругу читателей.
В основу данного сборника легла книга «Искусство жить» и другие рассказы» (1981). События иных историй этой книги вполне реальны, других - фантастичны, есть здесь и просто сказки; но их объединяет в единое целое очень важная для Гарднера мысль - о взаимной связи искусства и жизни, о великом предназначении Искусства.
Опубликовано в журнале «Иностранная литература» № 7, 1976Из рубрики "Авторы этого номера"...Рассказ «Джон Нэппер плывет по вселенной» взят из сборника «Староиндийская защита» («The King's Indian», 1974).
Проза Джона Гарднера — значительное и своеобразное явление современной американской литературы. Актуальная по своей проблематике, она отличается философской глубиной, тонким психологизмом, остротой социального видения; ей присущи аллегория и гротеск.В сборник, впервые широко представляющий творчество писателя на русском языке, входят произведения разных жанров, созданные в последние годы.Послесловие Г. Злобина.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Русские погранцы арестовали за браконьерство в дальневосточных водах американскую шхуну с тюленьими шкурами в трюме. Команда дрожит в страхе перед Сибирью и не находит пути к спасенью…
Неопытная провинциалочка жаждет работать в газете крупного города. Как же ей доказать свое право на звание журналистки?
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Латиноамериканская проза – ярчайший камень в ожерелье художественной литературы XX века. Имена Маркеса, Кортасара, Борхеса и других авторов возвышаются над материком прозы. Рядом с ними высится могучий пик – Жоржи Амаду. Имя этого бразильского писателя – своего рода символ литературы Латинской Америки. Магическая, завораживающая проза Амаду давно и хорошо знакома в нашей стране. Но роман «Тереза Батиста, Сладкий Мёд и Отвага» впервые печатается в полном объеме.
Кингсли Эмис, современный английский писатель с мировой славой, известней у нас двумя романами — «Счастливчик Джим» и «Я хочу сейчас». Роман «Зеленый человек» (1969) занимает особое место в творчестве писателя, представляя собой виртуозное сочетание таких различных жанров как мистический триллер, психологический детектив, философское эссе и эротическая комедия.
«Человек внутри» (1925) — первый опубликованный роман еще очень молодого Грэма Грина — сразу стал пользоваться «необъяснимым», по определению самого писателя, читательским успехом. Это история любви, дружбы, предательства и искупления, рассказанная с тонкой, пронзительной лиричностью.