Круговорот лжи - [26]

На самом деле присутствие Клио просто помешало бы Илайне принимать у себя брата Элен. Возможно, Джордж знал об этом, но предпочитал закрывать глаза на происходившее. Пока у его ненаглядной дочки была связь с женатым мужчиной средних лет, он чувствовал себя в безопасности: Илайна от него не ушла бы. Кроме того, Джордж не хотел ссориться с Генри, который (как не преминула напомнить мне тетя Мод) работал в отделе по выдаче экспортных лицензий Министерства торговли, а Джордж постоянно работал с торговцами картинами из Нью-Йорка. У меня не было причин подозревать их обоих в чем-то противозаконном, но я знал, что Джордж никогда не упустит своего. Взять, например, его отношение к Клио. Несомненно, Джордж жалел девушку, но его куда больше заботило, чтобы я имел возможность полноценно работать. Десять процентов моего гонорара за копирование картин Неда плюс еще больший процент от продажи оригиналов составляли немалую сумму. На самом деле, старине Джорджу повезло: если бы не своевременное «вмешательство» Мод, Нед мог бы обратиться к «Кристи» или «Сотби».

Я сказал Клио:

— Это идея Джорджа, не правда ли? Ты уже искала работу?

Неужели у нее дома действительно было так скверно, как говорил Джордж? Это казалось мне довольно странным. Конечно, в семнадцать лет ребенок большая обуза. Но толковая девушка всегда сможет устроиться, не правда ли? Хотя бы на такую не слишком хорошую работу, как у меня. К тому же закон гласит: если отец выгнал дочь, то местный совет обязан подыскать ей жилье.

Она сказала:

— Ребенок — это тоже работа, не правда ли? Впрочем, я знаю, мужчины так не думают. Честно говоря, я поджидала, пока Барнаби пойдет в школу. Ему исполнится пять в январе. А вы считаете, что я должна была оставить его дома с моей матерью?

Клио смотрела на меня мрачно и неодобрительно, как будто я предложил что-то непристойное. Она мне не подойдет, решил я и начал было искать подходящий повод для отказа («я ни в коем случае не осуждаю ее, наоборот, уважаю за позицию, столь редкую в наши дни, однако в данном случае, наверно, следовало бы подождать, пока она не решит, чего хочет»), но мне помешал Барнаби. Он издал странный негромкий звук, похожий на испуганный вздох, и прижался к матери. Тут Клио сказала:

— Ох, Барнаби, не будь таким трусишкой. Я ведь сказала: если ты будешь хорошим мальчиком, я не оставлю тебя с бабушкой.

В этой фразе, успокаивающей и угрожающей одновременно, был неприятный привкус. Я видел, что ребенок дрожит всем телом. Клио пояснила:

— Мои родители не любят Барнаби. Они не могут смириться с тем, что их внук незаконнорожденный.

Она говорила с забавной суровостью, как социальный работник, составляющий отчет, но в то же время и не без достоинства. Пользовалась канцелярскими штампами, чтобы выложить карты на стол.

Я промолвил:

— Джордж рассказал мне твою историю. Должно быть, тебе пришлось нелегко.

Она пожала узкими плечами.

— У нас не было выхода. Барнаби может быть хорошим мальчиком, когда хочет. Барнаби, если мы будем жить здесь, ты будешь хорошо себя вести, правда?

Клио слегка встряхнула его. В ее шутливом тоне снова прозвучал оттенок угрозы. Ребенок кивнул. Он все еще прижимался к матери, держась за ее ногу, и испуганно смотрел на меня. Его темные глаза немного косили, рот был слегка приоткрыт. Я сказал:

— Конечно, будет. По-моему, он и так очень хороший мальчик.

Едва я произнес эти слова, как понял, что мосты сожжены. Барнаби едва заметно улыбнулся, приподняв уголок рта. Я улыбнулся в ответ — надеюсь, подбадривающе. Его улыбка стала широкой, солнечной и уверенной. Сосредоточенный взгляд, из-за которого он казался старше, чем его юная мать, исчез. Барнаби нельзя было назвать красивым ребенком (у него был высокий, бугристый, костлявый лоб, поэтому остальные черты лица казались слишком мелкими), но открытая, счастливая, доверительная улыбка удивительно красила его.

Я был побежден. Неужели в ребенка тоже можно влюбиться с первого взгляда? Может, это произошло потому, что его так изменили несколько моих банальных добрых слов? Или сыграло свою роль воспоминание о Тиме в этом возрасте; внезапная сладкая болезненная тоска по тому времени, когда он был так мал, что я мог взять его на руки и защитить? Импульс — вещь непростая. В то мгновение я ощущал лишь непреодолимое желание защитить и утешить этого улыбавшегося маленького мальчика со взглядом взрослого человека.

Мне вовсе не хотелось брать на службу его мать. Но жизненно необходимо было вернуться к работе. Если бы я отослал Клио, то пришлось бы объясняться с Джорджем, искать через агентство кого-то другого, звонить по телефону, писать, проводить собеседования — в общем, браться за то, что доставляло мне еще меньше удовольствия, чем возня с накапливавшимся грязным бельем, немытыми тарелками, непарными носками, прокисшим молоком и мятыми старыми газетами, заполнявшими все пять этажей моего стандартного дома с неумолимостью закона природы; казалось, его затопляет лава, извергнутая каким-то далеким вулканом. Последней каплей стала сломавшаяся защелка уплотнителя мусорного бака. Ящик выскочил наружу, и его содержимое — яичная скорлупа, банановая кожура, объедки, рыбьи и куриные кости, заплесневевший хлеб, гнилые овощи — начало разлагаться и вонять, как некое попавшее в ловушку и издохшее там допотопное чудовище.