Круглый год с литературой. Квартал третий - [44]

Наверное, ему были интересны наши выступления. Могу сказать, что его стихи были интересны нам, «магистральцам». Мне, например, понравилось его стихотворение «Читая Ремарка»:

Человек пришёл с большой войны.

Цело, невредимо было тело.

Но война из-за его спины

Глядела,

За плечами у него сидела

Крепче ведьмы, цепче сатаны.

Человек пришёл с большой войны

В дом, в четыре собственных стены.

Но война его не отпустила,

Тягостная, у него гостила,

Комната едва её вместила,

Были стены для неё тесны.

Человек пришёл с большой войны.

Вот он лёг, заснул и видит сны,

Окружённый, как тогда, в Арденнах,

Ужасами яростной войны…

Человек нашёл себе жену,

Он рождения увидел чудо.

Но остался у войны в плену,

Без надежды вырваться оттуда.

Он мальчишкам роздал ордена,

Штатское купил себе с получки.

Но сидела за столом война

И кусок брала себе получше.

Умер он через пятнадцать лет.

Врач пришёл пролить научный свет.

Бездыханное молчало тело.

Было всё: латынь, учёный вид…

А война

По-прежнему глядела

Из больших, ввалившихся орбит.

Человек был на войне убит.

Была в его стихах, какая-то крепкая основательность, которая, как я потом уже понял, вообще отличала птенцов гнезда Глеба Семёнова. Семёнов выпустил настоящих профессионалов. Не случайно, что В. Британишский публиковал в «Вопросах литературы» статьи о польском барокко. Семёнов научил студийцев понимать, что содержание и есть форма стиха. Они и выбирали форму по своему содержанию.

Я встречал потом много публикаций Британишского. Поражался его работоспособности. Он ведь ещё и переводил. И печатал свои переводы с польского, с английского, с чешского, словацкого. Переводил У. Уитмена, Я. Ивашкевича, Ч. Милоша, У.К. Уильямса. Начинал печататься с переводов негритянского поэта Л. Хьюза. Особенно много перевёл польских поэтов.

А кроме того, Британишский писал прозу. Выпустил книгу ещё в 1969 году. В 2008-м в издательстве «Аграф» вышла книга его прозы «Выход в пространство».

В заключение снова хочется процитировать Британишского. На этот раз стихотворение, которое написано намного позже того, которое я процитировал раньше:

Марине

Дочь у меня – психолог, работает в диспансере.

Она отделять обязана нормальных от ненормальных.

Она мучительно ищет некий надёжный критерий,

чтоб точно чертить границу безумья их и ума их.

Но нет такого критерия. Похоже, что все – больные,

не то, чтобы инвалиды, но очень уж неполноценны,

а что особенно часто её повергает в унынье:

не столько они шизофреники, сколько олигофрены.

Да, да, дураки, недоумки. Как быть с ними? Что возьмёшь с них?

С дебилов и с идиотов, с бессмысленных имбецилов?

Что делать с малыми сими? Беспомощность и невозможность.

И Бог, обидевший всех их, всем им помочь не в силах.

А ей что? Не брать же их на руки – утешить их и утишить!

Она их классифицирует, она сортирует, бракует…

Потом домой возвращается – кричит на своих мальчишек,

на мать, на мужа… И курит, и курит, и курит…

Умер Владимир Британишский 24 декабря 2015 года.

* * *

С поэтом Андреем Дементьевым у меня отношения складывались странно. В одной из своих статей я критиковал его стихи, напечатанные, наверное, в «Юности». Точно не помню, но кажется, что там. Потому что заведующий отделом поэзии этого журнала поэт Натан Злотников, встретив меня, заголосил: «Геночка, ты обидел очень хорошего человека. Это добрейший малый. Его ценит Борис Николаевич». Борис Николаевич – главный редактор «Юности» Полевой. Что речь шла о стихах именно Дементьева, я очень хорошо помню.

Донесли мне, что якобы он в Калинине (Твери), где жил тогда, сказал кому-то: «Красухин просто искал, по кому ударить. И здесь я попался ему под руку. Он выполнял редакционное задание». Если он это сказал, то критики моей не опроверг. Просто представил её вынужденной, какой она, конечно, не была.

А потом Дементьев переехал в Москву, стал в «Юности» заместителем Полевого, и я перестал там печататься даже с маленькими рецензиями. Не предлагал их, потому что был уверен: не опубликуют. Но вот Дементьев после смерти Полевого назначен главным редактором «Юности». И через какое-то время подходит ко мне в «Литературной газете». «Почему, – спрашивает, – вы у нас не печатаетесь?» «Да никто не зовёт», – отвечаю. «Я зову, – твёрдо говорит Дементьев. И улыбается мне: – Буду рад видеть вас на наших страницах».

Вот здесь я и вспомнил Злотникова. Его отзыв: «Добрейший малый».

Что ж. На дворе стоял 1984 год. Моему другу Булату Окуджаве в мае исполнялось 60 лет. Я предложил статью о нём главному редактору «Юности».

– Очень хорошо! – сказал он. – Пишите, поставим в пятый номер. Поздравим Булата.

Я прочитал гранки статьи, идущей в майском номере. Однако, как через несколько дней сказали мне в секретариате, из майского номера Дементьев её вынул.

Он позвонил мне домой, извинился, сказал, что статья ему нравится и что она пойдёт в седьмом, то есть июльском номере. «От вас и от меня такая перестановка не зависит», – сказал он.

И в седьмом номере «Юности» статья, которая очень понравилась жене Булата, Оле, действительно вышла.

Вот так ответил мне поэт на критику его стихов. Не припомню больше подобного случая.

К тому я это рассказываю, чтобы подтвердить: Андрей Дмитриевич Дементьев, родившийся 16 июля 1928 года, человек незлобный.