Круги ужаса - [25]

Мистер Шон с опаской отступил.

— Начинайте, Пилчер!

Несколько минут спустя толстяк отошел от двери, удивленно пялясь на скрученный в штопор металлический стержень.

— Ничего себе!.. — пораженно воскликнул он. — Даже сейф не посмел бы выкинуть такую шутку!

Он трижды менял инструмент, пока не послышался легкий щелчок.

— Слава богу! — вздохнул он, выпрямляясь, лицо его было залито потом.

Он хотел толкнуть дверь, но Фрейман остановил его.

— Хотите войти первым, мистер Шон? — спросил он.

Мистер Шон судорожно сжимал сухие руки, губы его дрожали.

— Наконец, — с трудом выговорил он… — наконец мы сможем узнать, почему этот треклятый дом называют «Таверной призраков»?

Он толкнул дверь с такой силой, что она с грохотом ударилась о стену.

Перевалив через вершину холма, двуколка остановилась. Возничий выбрал для отдыха лужайку у небольшого болотца с зеленой водой, берега которого заросли бирючиной и худосочной травой.

Лошадь тут же принялась щипать желтыми зубами чахлые травинки, а хозяин устроился в тени, чтобы выкурить трубку.

Вдали по черной равнине в ореоле солнечных лучей неторопливо двигался высокий темный силуэт.

Владелец таверны, изредка выпуская в раскаленный воздух колечко сизого дыма, смотрел на приближающегося человека.

Гость уселся в тенистом уголке, достал длинную черную сигару и коротко поздоровался.

— Ну что, Кэсби?

Владелец таверны ткнул чубуком трубки в сторону мрачного жилища за горизонтом.

— Они там, мистер Куотерфедж.

— Фрейман и Шон?

— И толстый, лысый коротышка, который все время спит.

— Несомненно, Пилчер, медвежатник.

Некоторое время они курили в полной тишине, потом долговязый неторопливо и с какой-то печалью в голосе сказал:

— Они наверняка преуспеют там, где Тревиттер и Москомб потерпели неудачу. Шон умен. Фрейман чуть глупее, но дьявольски настырен, логичен и рассудителен в делах, которые предпринимает.

— Если бы очистка от этой мерзости помогла процветанию заведения… — начал Кэсби.

Собеседник, похожий на священнослужителя, прервал его резким жестом.

— Не пользуйтесь подобными терминами, когда говорите о чрезвычайно опасных вещах, Кэсби. Очень жаль, что двум таким достойным людям, как Шон и Фрейман, придется расплатиться здоровьем или жизнью, столкнувшись с воплощением ужаса. Иногда я сожалею, что дал вам совет… вами руководит мелкая корысть.

Кэсби разъяренно глянул на собеседника.

— Я плачу за изгнание бесов из дома. О чем вы сожалеете, мистер Куотерфедж?

Священнослужитель застонал.

— Изгнание бесов… неверный термин, Кэсби, но я почти готов с вами согласиться, не зная иного, лучше отвечающего истинному положению дел. Когда Тревиттер и Москомб из Общества Физических Исследований узнали, что одна из дверей дома запечатана знаком царя Соломона, они решили выяснить, что находится за нею, но забыли прихватить взломщика.

Кэсби наклонился к соседу.

— Вот уже семь лет, как я приобрел постоялый двор, но у меня ни разу не возникло желания посмотреть, что скрывает запретная комната… хотя… из-за нее меня преследует дьявольское невезение. А вы, мистер Куотерфедж? Вы представляете себе, что это такое?

Священнослужитель в ужасе отмахнулся.

— Великий Боже! Нет… Предпочитаю ничего не придумывать. Вам известна история рыбака из «Тысячи и одной ночи», который освободил зловредного джинна, заключенного в свинцовый сосуд, запечатанный перстнем царя Соломона и брошенный в море.

— Мне ее рассказывали в детстве, — признался Кэсби.

— Не могу не вспоминать о ней… Помните, что произошло на постоялом дворе сразу после вашего приезда.

У вас на ночь остановились трое индусов, гранильщиков, известных на всех ювелирных рынках Европы.

Двое заняли ныне запечатанную комнату, а третий остановился в соседней.

Утром двух цветных джентльменов нашли убитыми и ограбленными. Преступник словно испарился.

Их компаньон оставался на постоялом дворе до завершения следствия, а перед отъездом предал анафеме комнату, где произошло преступление.

«Я заключаю в этой комнате беды и страшной несправедливости нечто более безжалостное, чем сама смерть, — заявил он. — И заклинаю людей, которые окажутся под этой крышей, никогда не освобождать это».

И прижал печатку кольца к дереву — дверь задымилась, как от раскаленного клейма.

Когда знак разглядели, стало ясно, что наложена устрашающая пентаграмма царя Соломона, и никто не решился нарушить запрет заклинателя, даже люди, облеченные официальными полномочиями.

— Значит, там действительно обитает призрак? — прошептал Кэсби. — Я иногда подслушивал у запертой двери, и никогда ничего не слышал, но клянусь, тишина эта ужаснее воплей под пыткой.

Куотерфедж промокнул платком лоб, покрытый крупными каплями пота.

— В данный момент, — едва слышным голосом прошептал он, — они, быть может, уже знают… Вы захватили бинокль?

Кэсби направился к двуколке и принес два морских бинокля в футляре из красной кожи.

— С вершины холма можно увидеть все, — пробормотал Куотерфедж.

— Что увидеть? — спросил Кэсби, но ответа не дождался.

Оба улеглись на горячий песок, едва приподняли головы над гребнем и принялись наблюдать.

Внезапно пространство сотряс глухой рокот.

— Гром, — сказал Кэсби, с удивлением разглядывая бесконечное синее небо, висящее над пустынной равниной… И добавил: — Ого! Поглядите на деревья в саду! В воздухе ни ветерка, чтобы затрепетал хоть один березовый листок, а…