Круги судьбы - [45]

Каким-то чудом им удалось все же догнать Фелипе, еще большим чудом — прорваться вперед и, сигналя ему гудком, виляя по дороге из стороны в сторону, заставить его остановиться, встав самим так, чтобы загородить ему проезд. Анита расплатилась с водителем такси. Фелипе выскочил из машины с видом крайнего гнева. На полдороге они встретились.

Гнев на его лице сменился удивлением, и на миг Аните показалось, что вот сейчас он схватит ее в объятия и обрушит на нее шквал поцелуев. Фелипе шагнул вперед и остановился. Лицо его приобрело вежливое и безразличное выражение.

— Ну, и что это такое? — спросил он, словно она вела себя как не очень умный ребенок.

— Честное слово, не знаю. Какой-то глупый порыв.

— Он мог выйти тебе боком. Вот возьму и не повезу тебя в отель или где ты остановилась.

— Там же, где и раньше. Но я и не прошу, чтобы ты подвозил меня.

— Глупышка! — Он взъерошил ей волосы, прощая детскую шалость. — Садись.

Она послушалась, глотая слезы. Его немного преувеличенное легкомысленное обращение выбило ее из колеи. Словно не было между ними прежнего глубокого взаимопонимания и тепла. Анита даже вдруг подумала: а не выдумала ли она эти объятия, поцелуи, чудо взаимной любви? Поэтому и рассердилась:

— Нет, Фелипе Санчес. Не сяду.

И тут Анита увидела, что под его вежливостью спряталось напряжение. Его глаз задергался в нервном тике — странное проявление нервозности для человека, чья храбрость на арене рядом с быками производила впечатление не совсем нормальной.

— Скажи мне, — Анита начала с того единственного предмета, который хорошо знала, — это из-за твоей работы?

— Не настаивай, детка. Я не могу тебе лгать, и поэтому лучше, чтобы ты ничто не знала.

— Это твоя работа? — требовательно повторила Анита. — Потому что я тогда сбежала? Если так, пожалуйста, забудь о моей трусости и помни только, что я вернулась, став старше и сильнее, и постараюсь…

Осторожно он закрыл ей рот пальцем.

— Перестань, Анита. Не унижайся. — Он тяжело вздохнул. — Да, другого выхода нет. Я должен тебе все рассказать. — Он откинулся на спинку сиденья и начал: — Как ты считаешь, судьба — это линия или круг?

— Линия, — не задумываясь ответила она. — Она ведет через широкий океан, который иногда спокоен, иногда в шторме. Иногда появляются препятствия. Иногда нет.

— Красиво, но неверно. Судьба — это бесконечный круг, без начала и без конца. Он начинается задолго до твоего рождения и кончается намного позже твоей смерти, смерти твоих детей, внуков и правнуков. Он крутится, как хочет, и может случайно остановиться, и ты никогда не предполагаешь, какая тайна из твоего собственного прошлого или из прошлого твоих родителей вдруг откроется. По твоей теории получается, что у каждого из нас независимая судьба, но это не так. Человек может стать королем, если в нем течет королевская кровь. Нужен всего лишь один поворот круга…

— Не понимаю, какое это имеет к нам отношение.

— Сейчас поймешь. Пожалуйста, послушай и обещай не перебивать меня, если даже сначала тебе покажется, что это не важно. — Он дождался ее согласия и продолжал: — Ты знаешь, что моя мать много лет служила твоим дедушке и бабушке. Но мне кажется, ты их совсем не знала.

— Нет, я не знала ни дедушку, ни бабушку. Конечно, ты-то знал, если вырос в том же доме. Ой, извини! Я тебя перебила?

— Я тебя прощаю. Да, я знал их.

— Расскажи мне о них.

— Расскажу, если ты помолчишь. Энрике Кортес был прекрасным человеком, человеком высоких принципов, обладавшим и юмором, и теплотой, и силой, и слабостями.

— А бабушка? — перебила Анита.

— Довольно строгая. Сильная женщина, не умеющая прощать. Суровая подруга, думал я, когда еще не начал понимать подобные вещи, для моего любимого сеньора. У нее был единственный ребенок, твоя мама, и больше иметь детей она не могла. Может быть, несправедливость природы заставила ее чувствовать себя неполноценной женщиной. Поэтому она в одночасье утратила всю нежность и совершенно охладела к твоему дедушке. Конечно, это все случилось задолго да того, как я родился, и с моей стороны это все догадки. Я знал его как терпеливого человека, и думаю, он был очень терпелив, очень нежен со своей женой, надеясь, что время все исправит. Но ничего не вышло. Потом он встретил другую женщину.

— Твою мать?

— Я ждал, что ты об этом спросишь. Спасибо, что спросила.

— Ты давно знаешь, что Энрике Кортес был твоим отцом?

— Я никогда и подумать не мог, что он мой отец. На людях он и мать никогда не проявляли чувств по отношению друг к другу. Их добрые отношения укладывались в традиционные представления о хороших отношениях между хозяином и служанкой, которая давно живет в доме. О том, что там было нечто большее, я узнал только перед отъездом в Мадрид. Появились обстоятельства, которые заставили мать рассказать мне об этом.

— Деньги на покупку дома?

— Да, но об этом потом. Моя мать приехала в Каса-Эсмеральда совсем юной девушкой. У нее всегда был ровный веселый характер, и, наверное, ему очень нравилось смотреть, с какой радостью она выполняет обычную ежедневную работу — готовит еду, убирает дом. Они оба были такие люди, которые хотят идти по жизни легко. Они не стали бы намеренно причинять кому-то боль.