Круг Земной - [282]

Власть первых королей Норвегии была слабо обеспечена и материальными ресурсами. Поборы взимались лишь с северных соседей норвежцев – саамов, но и эти контрибуции первоначально (как явствует из рассказа норвежца Оттара.[605]) присваивали отдельные могущественные правители, а не короли Норвегии. Бонды никаких налогов не платили, и самая идея принудительного обложения даже и в более позднее время встречала в народе упорное противодействие. Понятие свободы в этом обществе предполагало отсутствие каких бы то ни было проявлений зависимости, и уплата подати была бы воспринята бондами как посягательство на их владельческие права. В этих условиях единственной формой материальной поддержки правителя могли быть угощения, подарки, в которых выражались бы взаимные отношения между бондами и конунгом. Конунг получал угощение от местных жителей, переезжая из одного района в другой; бонды устраивали пиры для прибывших в их местность государя и его дружины. Эти пиры в языческое время носили религиозно-магический характер. Прямое общение между народом и правителем было существенным условием благополучия страны, равно как и отправления королем его полномочий. В соответствии с культурной моделью той эпохи имела значение не столько абстрактная идея королевской власти, сколько персона конкретного монарха: вместе с ним необходимо было совершать возлияния языческим богам. Конунг обеспечивал мир и процветание – бонды снабжали его необходимым, и эти припасы потреблялись ими совместно с ним во время пиров; торжественная трапеза принадлежала к центральным институтам этого общества[606] Слово «veizla» (пир) со временем приобрело значение технического термина: как мы увидим далее, «вейцла» могла превратиться в «кормление», передаваемое королем своему приближенному, в специфическое ленное пожалование. Но подобная трансформация началась вряд ли ранее XI в. Пока же существенным источником материальных ресурсов короля, помимо военной добычи и предоставляемых бондами угощений, были доходы с его собственных владений. Как и другие крупные (по норвежским масштабам) собственники, короли имели в своих сельских усадьбах рабов и арендаторов, которые пасли скот и возделывали небольшие участки земли за продуктовые оброки.

Не пользовались норвежские правители и судебной властью. Наряду с тингами отдельных округов в IX и начале X в. сложились областные тинги. Короли не были их создателями, как склонен изображать дело Снорри Стурлусон, но они, несомненно, способствовали их организации, посещали их; однако судебная власть оставалась у бондов. Авторитетный король мог оказать давление на участников собрания и добиться выгодного для себя решения, но нормой по-прежнему было самоуправление бондов. Естественно, что наиболее зажиточные и влиятельные бонды и местная знать пользовались решающим влиянием на судебные дела и вообще на самоуправление.

Более заметной была, казалось бы, военная власть конунга. Но и функции предводителя всех вооруженных сил страны далеко не сразу сосредоточились в его руках. В отдельных областях существовали самостоятельные воинские ополчения, участие в них принимали все вооруженные мужчины, и обладание оружием было неотъемлемым признаком свободного человека. В Норвегии, стране приморской, особое значение в обороне имел флот. Основная масса населения концентрировалась в прибрежных районах; они сообща снаряжали боевые корабли для охраны страны от набегов викингов и других беспокойных соседей. Ополчение возглавляли представители местной знати, родовитые «могучие бонды».

Таким образом, первоначальное объединение Норвегии было непрочным. Это стало заметным еще при жизни Харальда Прекрасноволосого, когда вспыхнули раздоры между его сыновьями; после его смерти[607] усобицы усилились. Братья не признали единовластия нового конунга, Эйрика Кровавая Секира, которому в конце концов пришлось бежать из Норвегии (он сумел захватить престол в викингских колониях на Британских островах, в Йорке). Положение в Норвегии несколько стабилизовалось после перехода власти к младшему сыну Харальда Прекрасноволосого – Хакону Доброму. Он воспитывался в Англии, при дворе англосаксонского короля Этельстана (Адальстейна саг), где и принял христианство. Однако его попытки распространить новую религию в Норвегии натолкнулись на упорное противодействие бондов. В отличие от своего отца и братьев, Хакон воспитанник Адальстейна получил власть в стране не как завоеватель, – его признали тинги разных частей страны, а он, очевидно (так, во всяком случае, рассказывается в «Круге Земном»), пошел на уступки их требованиям и не притеснял народ, – отсюда его прозвище «Добрый». При Хаконе укрепляется правопорядок в стране, окончательно оформляются областные тинги. Тинги оказывали поддержку Хакону, благодаря этому ему удалось упорядочить и оборону страны. При нем народное ополчение стало под начало конунга.

Но в качестве военного вождя король не пользовался неограниченной властью, и имели место случаи, когда ополчение отказывалось следовать за ним или даже выступало против него. Боевой силой, на которую король мог всецело рассчитывать, осталась его дружина. Разумеется, ее численность возрастала: наличие в стране верховного правителя привлекало в ряды его приверженцев молодых людей, искавших славы, добычи и высокого положения. Могущество короля в то время и измерялось в первую очередь размерами его дружины. Король ужо стал отчасти некоей точкой концентрации социальных интересов, близость к нему служила средством возвышения, способствовала поднятию социального престижа. Но это воздействие короля на окружение еще не было институциональным, оно в большой мере определялось его личностью: королю, которого считали удачливым, охотно служили; если же в стране царил голод (явление, в высшей степени частое в стране со столь ограниченными ресурсами и слабо развитыми производительными силами, как Норвегия) или она подвергалась иным бедствиям, то в них охотно винили того же правителя, – его, как полагали, оставила магическая «удача».