Тишина. Абель не слышит ничего, кроме свиста сквозь слуховые оконца, а так остается лишь спасать шляпу от ласточек. Он садится на перекладину. Кругом пыль, но это его не смущает. Единственная задача — дождаться, когда церковь опустеет.
Неожиданно шумовая лавина захлестывает башню — ударили колокола. Он вскакивает, чтобы спасти свои уши, спасти самое жизнь, глядит вниз в лестничный проем и хочет бежать, но теряет равновесие и потому остается сидеть на куче камней и глины. Он снова затыкает пальцами уши, но слышимость остается прежней, колокола бьют и бьют, вся колокольня содрогается. Немного спустя он привыкает к шуму, сидит и почти не обращает на него внимания, хотя — ничего не скажешь — поистине дьявольский шум издают эти святые колокола.
Когда они наконец останавливаются и смолкают, он вынимает пальцы из ушей и сует их снова, вынимает и сует, он совсем оглох и ощущает себя словно на дне пропасти. Странное состояние, смешно: он что-то говорит вслух, но слышит только собственным ртом, он улыбается, и ему чудится, будто он слышит собственную улыбку. Но он вовсе не умер, об этом и речи нет. Он встает и начинает соображать.
Мало-помалу к нему возвращается слух, и он начинает путь вниз. На широкой лестнице он замедляет шаг и прислушивается, ничего подозрительного, но все равно нужна крайняя осторожность, люди не сразу расходятся, они любят постоять на церковном дворе и покалякать и не должны при этом увидеть его в окнах колокольни. Ну и безумная блажь пришла ему в голову, но ведь идти к Ольге было не многим умней, ничуть не лучше чем то, что он затеял сегодня, — он не желает больше ждать, как какой-то воришка, он побывал на колокольне, но видит Бог — он не похитил колокола.
Он толкает дверь, но она не поддается. Что такое? Он толкает сильней. Ничего. Видно, у кого-то руки чесались и он, проходя мимо, накинул крючок. Абель может без труда разнести эту тонкую глухую дверь, ему приходилось иметь дело и не с такими дверями, но он боится, что его услышат, вдовы и матери имеют привычку задерживаться на кладбище, ухаживая за своими могилами.
Он изучает дверь, видит крючок в зазоре между дверью и притолокой, но у него нет при себе ножа, нет даже щепочки, достаточно тонкой, чтобы просунуть ее в щель и приподнять крючок. Вероятно, что-нибудь можно найти в колокольне, в этом львином гнезде, может, она оставила там шпильку для волос или перышко, львица-то, ха-ха-ха, но потом он просто высаживает дверь. Она падает на пол с излишним шумом, и он опять прислушивается. Нет, ничего. Прежде чем уйти, он все аккуратно приводит в порядок, ставит дверь на место и накидывает крючок.
Церковь пуста. Иисус стоит все на той же консольной полочке, но браслета у него нет. Вот пусть и получит новый. Абель залезает наверх, красиво прилаживает браслет, оглядывает свою работу и слезает вниз. Все сделано так скоро, что ему почти не верится, и уже снизу он еще раз оглядывает свою работу.
Он присмотрел себе окно, чтобы через него покинуть церковь. Из немногих окон, которые легко открыть, это выходило на самую уединенную часть церковного двора — на кладбище. Но там на белой скамеечке как раз сидела пожилая дама, глядя на церковь.
Он знает эту даму, она сидит около свежей могилы — вдова престарелого шкипера Крума, который наконец-то отдал Богу душу. Абелю приходится ждать.
Он еще раз окидывает взглядом фигуру Христа, и его осеняет: у Христа две руки, но ведь и у Ольги тоже две, она могла бы носить часы на одной руке, а браслет — на другой или сразу часы и браслет на одной. Она до сих пор считает его ребенком, а не взрослым мужчиной.
А вдова все сидит.
Он вспоминает, как все было двенадцать лет назад, когда ему не пришлось лезть через окно. Бедный я был мальчик, такой маленький и так боялся привидений всю ночь. Благослови меня Бог, в ту пору я еще не выучился входить и выходить через окна.
Вдова все не уходит. Эта упорная старуха сидит и печалится о муже, с которым при жизни так плохо и так своевольно обращалась. Не иначе где-нибудь неподалеку сидит другая женщина и видит, как горюет вдова, не то бы ее здесь давно не было. Она — мать Тенгвальда, кузнечного подмастерья Тенгвальда, который кое-чего достиг в жизни и стал подмастерьем при восьми детях. Бедный и Тенгвальд, он приносил в школу бутерброды с кружками дорогих бананов и мог выхваляться перед простым мальчиком с маяка.
Бедные мы все.
Вдова наконец ушла.
Он открывает окно, пядь за пядью, чтобы предательское стекло не блеснуло на солнце. Спустившись на землю, он и здесь приводит все в порядок и закрывает окно.
