Круг Осени - [2]

— Это моя вина, — сказал он спокойно.

Годри положила руку на рукоять меча, но медлила. Женщина, не из-дав ни звука, вдруг бросилась прочь. Годри проводила ее взглядом и скри-вила губы. Убрав руку с меча, она взяла легионера за подбородок и вздер-нула кверху, разглядывая его лицо.

Это было лицо далеко не соблазнителя. Худое, загорелое до черноты, с впалыми щеками, со шрамом на лбу. Серые глаза смотрели с легкой ус-талостью. Чем-то он напоминал Годри ее первого наставника. Сердце ее чуть сжалось.

Годри отвела взгляд.

— Она не стоит тебя, — сказала Годри наконец, — Если бы она любила тебя, она вступилась бы за тебя, ведь ее вина больше, чем твоя. Найди себе другую… Завтра тебя переведут на границу. И береги себя там, она вовсе не стоит того, чтобы из-за нее умирать.

— Что… — голос его сорвался, — Что с ней будет?

— Ничего.

— Спасибо, Страж.

Годри слегка усмехнулась и ушла. А командир авесты долго стоял так на коленях, с опущенной головой, полностью опустошенный.

24 сентября 2000 г.

3. Заказное убийство.

Шорох дождя в лесу нельзя спутать ни с чем. Тихий звук ударов ты-сяч капель о тысячи листьев… Ястреб любил дождь. Он любил нежные холодные прикосновения дождевых капель, запахи влажной земли и ли-стьев. И этот тихий шорох… Дожди приносили холод, промокшая одежда уже не согревала, дороги раскисали, превращаясь в грязное месиво, но че-ловеческая душа не может руководствоваться только практическими инте-ресами, и Ястреб любил дожди — просто любил.

Ночью ударили заморозки, но к утру погода переменилась, и пошел дождь. Ястреб проснулся под неумолчный шорох капель, и несколько ми-нут он еще лежал, подставляя лицо дождю. Пахло прелью и мокрой зем-лей, грибами и — более тонко, почти неощутимо — напитавшимися влагой листьями и корой деревьев; запах этот, слегка пряный, напоминал запах испитого чая. На многие лиги вокруг не слышно было ничего, кроме шума дождя, — ни птичьего свиста, ни звериного топота. В воздухе висела сы-рость. В миг своего пробуждения Ястреб не думал и не помнил о том, что ждало его впереди; он был словно вне времени, — почти не чувствуя своего закоченевшего, промокшего тела, он вместе с тем ощущал все вокруг так ясно и четко, как недоступно обычному восприятию. Каждую крупинку земли, каждый опавший листок чувствовал он, слышал падение каждой капли, различал каждый запах. Такое с ним бывало, правда, не часто, но все же бывало: восприятие его вдруг обострялось тысячекратно, и он слов-но растворялся в окружающем мире.

Но потом он вернулся к реальности. Сел, провел рукой по спутан-ным мокрым волосам, поскреб многодневную щетину. Пришла пора идти дальше.

После блужданий по распаханным полям Ястреб выбрался на доро-гу: две наезженные колеи не оставляли сомнений в ее существовании. Яст-реб страшно измучился: запинаясь о борозды, он непрерывно падал. Сей-час, выбравшись на дорогу, он озирался, машинально отирая покрытое грязью лицо и уже не соображая, куда ему идти и что делать. Послышался шум едущей телеги, он приближался, и Ястреб, сгорбившись, охрипшим голосом затянул:

— Люди-и… Помогите-е…Люди-и…

— Эй, что с тобой? — откликнулся грубый голос.

Иззябшими руками Ястреб нащупал мокрый борт телеги.

— Я слепой, потерялся, третий день блуждаю, доведите до жилья, не бросайте, Бога ради, — забормотал Ястреб, привычно горбясь, втягивая го-лову в плечи и стараясь принять вид по возможности более жалкий, не сознавая того, что и так он был и жалок, и страшен сверх всякой меры и что, любой, увидевший его, скорее побрезговал бы ему помогать.

От телеги пахло мокрым сеном.

— На телегу не посажу, а так — держись, — сказал, наконец, хозяин те-леги, — До города недалеко.

— Благослови вас Бог, — хрипло пробормотал Ястреб.

Он плелся за телегой, опустив голову, еле переставляя ноги, и в го-лове его было совсем пусто — как обычно бывает после долгого голода. День еще только приближался к полудню, а он уже так устал. Ноги, сту-павшие по ледяной грязи, совсем потеряли чувствительность. Ястреб слов-но дремал на ходу, ни о чем не думая, ничего не вспоминая, а дождь все шел, барабанил по плечам и спине, выстужая и без того замерзшее тело, но он все же приносил душе успокоение. Даже душе профессионального шпиона и диверсанта, о котором ходили легенды по всем северным преде-лам.

На воротах телегу остановили, но Ястреба никто не задерживал, и он медленно, стараясь никого не задевать, пошел по каменной мостовой. Го-рода ему не нравились, хотя работать приходилось, в основном, в городах. Слишком людно, слишком шумно — посторонние звуки мешали воспри-ятию. Да и не любил он бывать среди людей и людей не любил, не зря же с такой легкостью совершал он убийства, прославившие его имя. Люди ка-зались ему чем-то чуждым, так привык он к одиночеству, и общаться он привык в основном со своей душой, ибо кому придет в голову обращать внимание на какого-то грязного нищего…

Ястреб с ума сходил от голода: все вокруг что-то жевали, торговали съестным, из окон доносились запахи приготовляемой пищи, — и среди этой какофонии разнообразнейших запахов ему становилось просто плохо. Он и сам не помнил, когда ел в последний раз. В голове у него стучало, рот был переполнен кислой слюной, и одна-единственная мысль билась в его сознании: "только не сейчас, только не сейчас". Не хватало ему еще сва-литься в обморок от голода — сейчас, когда до назначенного часа остава-лось совсем немного. Его мутило. Ноги подгибались. Казалось, только бы немного посидеть и все пройдет, но Ястреб был уверен, что если сядет, то уже больше не встанет.