Димка быстро собрался, чмокнул Светку и выскочил в темную промозглую ночь. Пока ехали, пару раз видели стоящие на пустых тротуарах джипы и рядом крепкий парней, взглядом провожавших их машину. У одних, прислоненная к столбу, сверкала новенькая никелированная лестница-стремянка.
14
— Ума не приложу, куда они подевались? — Володя пил уже третью чашку кофе, Вика тоже беспокойно ерзала.
— Главное, телефон у него «вне зоны», — секретарша потянулась к чайнику и налила себе слабенького раствора непонятно чего — «цвет лица чтобы не испортить».
Часы беззвучно скользнули на половину второго, и в этот момент во дворе послышалось урчание джипа.
— Ну, наконец!
Однако приехал Бугай со своими ребятками. Возбужденные, они громко прошагали по коридору в большую нижнюю комнату, а через минуту заявился и сам Бугай.
— Шефа нет?
— Как видишь.
— Хорошо поработали, — не заметив напряженности, Бугай, которого прямо распирало от желания похвастать, говорил чересчур громко. И эти резкие звуки, после ждущей тишины, коробили.
— Да прекрати! — Вика истерично взвизгнула. — Шеф пропал.
— Как пропал?
— Нет его, и где — не знаем.
— Щас, Сереге позвоню, охраннику, он — с ним.
Вика переглянулась с Володей. Вот дурни, не догадались, а все так просто. Может, у шефа просто аккумулятор в мобильнике сдох.
Однако не отвечал и Серега. Бугай побежал к охранникам и узнал телефон водителя Мишки. Но и Мишка молчал.
Позвали начальника охраны, и сели думать вчетвером.
— Он что-нибудь кому-нибудь говорил? Может, собирался куда? — Володя как-то незаметно взял на себя старшинство. Никто не спорил.
— Ничего не говорил. Он вообще нас не ставит в известность о своих планах, — главный охранник, после убийства Халявы, был в постоянной неуверенности. И сейчас, было ясно, толку с него — на грош.
— Ну не в милицию же сообщать? — Бугай, в растерянности, смотрел то на Володю, то на Вику, то на охранника.
— До утра подождем, а там, возможно, и придется.
Начальник охраны ушел к своим, Вика — в теплый закуток приемной, в кабинете — не трогая кресло шефа — остались Бугай и Володя.
— Слушай, я все хочу спросить, а куда ты …э… Андрея …э… Халяву дел. То есть, труп его. Я, понимаешь, с ним пообщался немного — неплохой, в общем, парень. Жалко, — Володя пристально посмотрел на Бугая, но у того ни один мускул на лице не дрогнул.
— Куда дел, куда дел… Похоронил я его. Как положено, по христианскому обычаю.
— Где?
— На кладбище, конечно.
— Да как же…
— Господи, да очень просто. У меня знакомый, на маленьком поселковом кладбище, недалеко, кстати, от города. Там ничего, никаких справок не требуют. Поставил ему литруху — и все. Быстренько могилу вырыли, и схоронили честь по чести. Можем съездить, если хочешь, сам увидишь.
— Да, надо бы… Обязательно съездим.
Володя вышел в приемную, Вика возилась с пилочкой и ногтями. Подняв голову, с надеждой, опять уткнулась в стол.
— Иди, поспи, мы тут подежурим на телефоне.
15
— Железяка, забыл — откуда у тебя деньги? — Джек, худой, лысый, черный как смоль буравил взглядом. И, казалось, в этом полумраке он только — вопреки всем законам световосприятия — и был светлым пятном.
В открытое окошко плескалось волнами море, луна то пряталась, то выпархивала из рванья туч. Говорили вроде спокойно, но тревожное беспокойство пронизывало роскошную обстановку: в отсветах камина блестящие пятна лиц, гобеленовое золото кресел, гудящую тишину, в которую, гвоздями, вбивались фразы и отдельные слова.
Загородный «Охотничий домик», любимое местечко местной братвы, красиво стоял прямо на морском берегу, дорога к нему вела одна, проселочная, и лишнего народа тут не могло быть по определению. Вообще, об этой «фазенде» мало кто знал, только избранные. Те — кому положено.
— Слушай, Джек, у нас недомолвок быть не должно, — Степан Иванович Новиков (к сожалении, так его здесь не называли) удобнее уселся в кресле. Он чувствовал себя уверенно, и петушиные наскоки Джека его не волновали. Ну, если только совсем немножко, чуть-чуть. — Наши договоренности я не нарушаю. А вот вы? — обвел, сумарочно, всех сидящих проницательным, как ему представлялось, взглядом.
В большом каминном зале, кроме Джека и Железяки, по креслам сидело еще четверо. Крепкий круглый Султан, крышевавший, через свое землячество, все городские рынки, щеголь Фотон, заправлявший табачным и алкогольным бизнесом, Машинист, спец по откатам и Зеро — человек, как многозначительно сообщил Джек, из Москвы.
Железяка выдержал паузу и продолжал:
— Не понимаю, какие ко мне могут быть претензии?
— Не понимаешь? — проскрипел Джек. — Ты не видишь, что денежки наши общие в пыль превращаются?
— Почему?
— Выборы ведь ты продуваешь, вот почему.
Степан Иванович рассмеялся, но несколько натянуто:
— Да выигрываю я, сто процентов! Вот увидите.
— Нет, Железяка, ты, как у вас говорят, политический труп, — невозмутимый Джек тронул улыбкой тонкие губы. Остальные, кто как, в зависимости от воспитанности и образованности, означили оживление. Машинист злорадно, но явно наигранно, захохотал:
— Тебе даже наша помощь не помогает, идиот заумный.
— Какая помощь?
— Да мешали, как могли, твоим противничкам. Агитатора одного до кучи насмерть зацепили.