— Котелевский, Сергей, — представился молодой опер.
После предварительного знакомства Ведяхин приступил к делу.
— Мужики, вы такого кадра знаете: Фомичев, Иван Иванович?
— Фомка? — Радостно усмехнулся участковый. — Кто ж его не знает. Тот еще кадр, из старой гвардии. Большой мастер работать этой самой фомкой. Домушник со стажем. А, что, есть к нему претензии?
— Еще какие.
Рассказ муровцев про облапошенных армян оба местных милиционера восприняли с каким-то радостным удивлением. Котелевский начал даже по ходу доставать какие-то дела, листать их. Когда же повествование Олега кончилось, они радостно, перебивая друг друга, начали говорить
— Это ж надо, а!
— А мы понять не могли, в чем дело! Тут по району прокатилась волна странных краж.
— Квартиры, магазины, два склада. Брали все подряд: продукты, товары, даже большую партию кассовых аппаратов.
— Небольших таких, переносных.
— Да! И везде двери открывались ключом.
— Правда, они замки ковыряли для приличия. Вроде как бы ключи подбирали. Это потом уж, вчера буквально, Игнатьич, наш эксперт, предположил, что это они делали для отвода глаз. Разобрал он пару замков, а изнутри царапин нет, только снаружи.
— Ну, Игнатьич на этом зубы съел, — тон Котелевского был уважительным. — Он уж три года на пенсии, а все работает.
— И начальство отпускать не хочет, — подтвердил Самойленко.
— Так как нам найти этого вашего Фомку? — вернул их на землю Василий.
Участковый глянул еще раз на адрес на бумажке, и отрицательно замотал головой.
— Нет, по этому адресу он давно уже не живет, прописан только. Но есть одна фатера, где он залегает время от времени. У Дуньки. Поехали?
Дунька оказалась разбитной бомжихой непонятного возраста, с папиросой в зубах, и пальто на голое тело. Ее двухкомнатная квартира словно копировала свою хозяйку, такая же грязная, и расхристанная.
— А Ваньки нет, — заявила она, чуть покачиваясь на стуле, — брезгует он мной в последнее время. Одеваться начал, как на праздник, пить бросил. Почти что. А как с зоны пришел, так, кто его, падлу, приютил, а? Я! Он тут месяц бухал, из комнаты не выходил, валялся вон на полу. А сейчас идет с этой курвой под ручку, нос от меня воротит.
— С какой курвой-то? — спросил участковый. — Кто такая, курва то эта?
— А, с Машкой, из восемьдесят шестого дома. Они вместе сели, с Сашкой Новиком, мужем Машкиным. Фомка с зоны пришел, а Новик крякнул.
— Новик крякнул?! — удивился Самойленко. — Вот это хорошая новость! Сколько он, гад, у меня крови выпил!
— Ну да! — подтвердила Дунька. — Ему дня три до конца срока осталось, а у него мотор не выдержал, отказал. Фомка как про это узнал, сразу к Машке клинья бить начал. Он давно на нее глаз положил. Сашка ему еще года три назад, перед последней отсидкой, морду за это бил. Так они теперь и живут вместе, Машка и Фомка.
— А где она живет, эта Машка? — поинтересовался Ведяхин.
— Я же говорю, в восемьдесят шестом доме, квартира как у меня, только подъезд первый.
До нужного им дома было метров триста, если не больше, но всех буквально одолевала жажда.
— Тут киоска с холодным пивом нигде нет? — спросил Николаев, когда они подошли к машине.
— По ходу нет, а тут за углом есть пивбар, "Жигули", — участковый показал рукой в нужную сторону.
— Сходи, действительно, Василий, купи там на всех, — предложил Олег Николаеву. — Ты мне все равно десять литров должен. Мужики, будите?
— А как же, — согласился за двоих Самойленко.
— Постой, какие это еще десять литров? — удивился Василий.
— Как какие? Уже забыл, что ли? Простые. Про армян спорили, час назад?
— Постой! — Возмутился Николаев. — Мы же на бутылку пива договаривались!
Ведяхин усмехнулся.
— Вась, про бутылку и речи не было. Мы спорили просто по пиву. Забыл? А я люблю бочковое пиво, знаешь, есть такое, железные банки по десять литров. «Бавария», "Гиннес". Ну, уж так и быть, обойдешься и восьмью бутылками обычного, советского, бутылочного.
Николаев сокрушенно покачал головой.
— Да, Олежек, тебе палец в рот не клади. Куда мне потом-то идти с этим пивом?
— А вон, тот дом, — Котелевский показал рукой на пятиэтажку на самом пределе видимости. — Первый подъезд, квартира как у этой грымзы.
— Ладно, найду.
Открывшая дверь оперативникам миловидная женщина лет сорока, сразу поняла, зачем пришли эти люди.
— За Фомкой? — спросила она каким-то жалобным голосом.
— Да, — подтвердил Самойленко, — где он?
— Нет его. В бар пошел.
— В какой бар?
— В «Жигули».
Они переглянулись.
— Там сейчас этот ваш коллега, — вежливо напомнил участковый.
— Да, точно, — и Олег торопливо достал свой мобильник. В это время его напарник как раз уже заказал не восемь, а десять бутылок пива. На звонок он отозвался сразу.
— Да, слушаю.
Выслушав то, что сказал ему Олег, Николаев согласился.
— Хорошо, жду вас здесь.
После этого Василий обернулся к продавщице.
— Знаете что, мои друзья раздумали, они скоро будут здесь. Так что я их здесь подожду.
Он отошел к угловому столику, сел, оглядел зал. Из десяти столиков были заняты штук пять, так что народу было достаточно, и чтобы все видеть, и самому не маячить на самом виду. Нужного ему человека Николаев заметил не сразу. Фомичев сидел в дальнем, от него, углу, к нему спиной, и только татуировка, которой был богат Иван, подсказали оперу, что это именно он. А татуировка стала видна потому, что Фомка чересчур сильно размахивал руками. Похоже, он спорил о чем-то со своими собеседниками, которых Николаев, как раз рассмотрел прекрасно. Один из них был без сомнения, русским: сивый, курносый, с помятым лицом хорошо пьющего человека. А вот двое остальных были явные кавказцы. В отличие от Фомки они сидели молча.
