Кровавый романтик нацизма. Доктор Геббельс, 1939–1945 - [53]

Он начал с Первомая. В течение пятидесяти с лишним лет это был праздник рабочих-социалистов. После революции 1918 года немецкие социал-демократы пытались объявить его общенациональным, но все их усилия пропали даром. Зато теперь Геббельс добился успеха в том, что его предшественникам оказалось не по плечу. Присвоив чужую идею (а к этой уловке он прибегал много и часто), Геббельс достиг сразу нескольких целей: он наглядно показал немецким рабочим, что у них слабые вожаки, он завоевывал симпатии среди простого люда, а тем, кто попался на его пропагандистскую удочку, начинало казаться, что национал-социалистическая партия – рабочая партия не только по названию, но и по характеру.

Во всех городах и селах проходили манифестации и массовые митинги. Самое грандиозное действие разворачивалось, естественно, в Берлине, где полтора миллиона человек заполняли поле аэродрома Темпельхоф. Хотя сотни тысяч людей могли бы и сами собраться в определенном месте, Геббельс не пустил организацию манифестаций на самотек. Он приказал следить за тем, чтобы рабочие каждой фабрики, служащие каждого учреждения и даже актеры каждого театра и учителя каждой школы принимали участие в театрализованном действии. И если погода выдавалась хорошая, все с немалым удовольствием проводили время. А природа настолько благоприятствовала геббельсовским мероприятиям, что немцы даже стали называть погожий денек «гитлеровской погодой».

Но на следующее после праздника утро полиция закрыла штабы многочисленных профессиональных объединений. Сами профсозы были запрещены, их руководители – арестованы, а немалые денежные фонды – конфискованы в пользу государства. Немецкие рабочие остались без своих организаций, без руководства и без своих исконных прав. Им остался только доктор Роберт Лей, создавший «Трудовой фронт» и придумавший лозунг «Сила через радость».

В сентябре в Нюрнберге состоялся партийный съезд. От года к году съезды нацистской партии становились все представительнее и представительнее, но еще в сентябре 1932 года, когда победа Гитлера вряд ли у кого вызывала сомнение, съезд больше выглядел как обычный конгресс партии, опасавшейся вызвать неудовольствие полиции. В 1933 году Геббельс не стал себя ни в чем ограничивать, возможности позволяли ему организовать крупнейшее собрание, какое когда-либо видели в Германии, а может, и во всем мире.

Нюрнберг превратился в палаточный лагерь. За два– три дня до открытия сюда прибыло 750 000 человек – чуть ли не вдвое больше, чем все население города. Местная беднота, которой не всегда хватало на хлеб, питалась благотворительным супом из 800 громадных котлов по 500 литров каждый, расставленных на всех углах. Всего же за несколько дней на содержание делегатов съезда было израсходовано 550 тонн хлеба, более 50 тонн сливочного масла, 70 тонн сыра, 100 тонн кислой капусты, 10 тонн шпика, 50 тонн кофе, 150 тонн мясных консервов и 170 тонн свежего мяса. Кроме того, делегаты выкурили 2 500 000 сигарет и 450 000 сигар.

Статистика умалчивает о том, сколько было выпито пива и вина. Горожане, которые сами не являлись сторонниками аскетизма, полагали, что и в напитках был поставлен мировой рекорд. И этот, и последующие съезды сопровождались всплеском мелкой уголовщины и тысячами дорожных происшествий.

Erntedankfest – праздник благодарения за урожай – проводился ежегодно в первую неделю октября в маленьком городке Бюкебурге. Геббельс и ему придал общенациональный характер. Он не мог пройти мимо возможности восславить общее дело рабочих и крестьян и нерасторжимую связь города с деревней.

Нет нужды говорить, что день рождения Гитлера тоже превратился во всенародное торжество. Он всегда начинался долгим радиовыступлением Геббельса, в котором тот долго поздравлял фюрера и повторял, что каждый немец должен быть благодарен судьбе за то, что ему довелось жить под правлением такого единственного и неповторимого государственного мужа.

Геббельс прекрасно знал, что национальные праздники есть не что иное, как те же массовые митинги, пышные процессии и факельные шествия, которые он изобрел в 20-х годах, только возведенные в общенародную степень. В итоге они превращались в устрашающих размеров сборища, которым обычные залы и стадионы уже были тесны и которые выплескивались на улицы и площади, где репродукторы Третьего рейха усиливали всенародное ликование. Следуя своему собственному указанию добиваться расположения масс «еще до того, как оратор начнет говорить», он узаконил и ввел в обиход выработанный нацистами ритуал. По прошествии двух-трех лет многим немцам казалось, что они отмечают эти праздники всю жизнь, а нацисты существуют испокон веков. Но самым важным было то, что празднества заставляли их забывать о не выполненных Гитлером обещаниях. То есть он использовал рецепт, изобретенный древними римлянами: дайте им panem et circenses[38], и они ваши.

В то же время массовые торжества должны были произвести на зарубежные страны впечатление стабильности и единства. Мир, еще не разобравшийся в обманчивой сути гитлеровской тактики, не мог поверить, что правительство Германии ставит колоссальные зрелищные представления, чтобы затушевать поступающие из страны леденящие кровь сведения о концентрационных лагерях и о пытках в застенках СА. Нескончаемые празднества вполне соответствовали намерению нацистских главарей предстать в глазах мировой общественности людьми с чистыми руками.