Кровавый риск - [3]

«Кадиллак» вошёл в зону видимости.

Водитель был быстр. Он ударил по тормозам, повернул большую хромовую машину в сторону, затем обратно, чтобы избежать опасности спрыгнуть в пропасть, заставил машину резко остановиться в шести футах[9] от пассажирской дверцы «шеви».

Облака голубого дыма вырвались из «кадиллака» и понеслись мимо него.

Как и планировалось, Пит Харрис выпустил очередь пулемётного огня, которая пролетела прямо над каждой головой, пока они снова не тронули лимузин. Выстрелы отскочили от склонов как серия тяжёлых ударов по выкованной из железа кровати. Гул ещё слышался вдоль склона, и он явно будет услышан в особняке. Через пять минут это место будет кишеть бандитами Баглио. Однако это был самый быстрый и простой способ показать тем, кто находится внутри лимузина, что это серьёзное дело, грубое дело, и что они абсолютно безоружны.

Когда эхо затихло, Такер был у окна водителя, грозный дробовик находился на уровне шеи пожилого мужчины. Единственный заряд, вылетевший из дула, мог разнести окно и снести часть головы шофёра раньше, чем он смог бы каким-либо образом спрятаться на полу машины. Старый ублюдок знал это; и он сидел там, где был, не шевелясь.

Другим человеком, который сидел на переднем сиденье, был Вито Чака, доверенный «бухгалтер» Баглио, сорока лет, худой и почти женоподобный, с седеющими висками. Он отпустил маленькие усы, которые закрывали треть верхней губы как пятно краски. В 1930-х, он должно быть, пользовался успехом у женщин, подумал Такер. И, возможно, даже до сих пор, при помощи своего положения и своих финансовых возможностей. Чака посмотрел на него, оценил, затем кивнул и медленно положил обе руки на приборную доску перед собой, ладонями вверх, всё на виду, в знак их профессионализма.

— Выходите! — сказал Такер. Его голос звучал низко и шёл через прорезь резинового рта.

Шофёр и Чака подчинились немедленно. Пока два качка на заднем сиденье находились в нерешительности, Джимми Ширилло постучал в заднее окно дулом своего пистолета. Он бесшумно взобрался на багажник «кэдди»[10], и его маска гоблина, казалось, ухмылялась над вооружёнными людьми, когда они подпрыгнули от неожиданности.

Ширилло чувствовал себя хорошо, лучше, чем рассчитывал, был уже меньше испуган, чем перед тем, как началось движение. Он вспотел, и маска, закрывающая всё его лицо, вызывала зуд на шее; но эти проблемы были пустяковыми.

Тридцатью секундами позже все люди Баглио были выстроены в линию вдоль лимузина со стороны водителя, их руки находились на крыше или капоте, ноги широко разведены, наклонены вперёд таким образом, чтобы не находиться в равновесии, головы спрятаны между лопатками, всё очень чётко, очень образцово. Только Чака выглядел уверенным, элегантным, даже в этой унизительной позе.

Бахман быстро открыл заднюю дверь с другой стороны. «Три чемодана», — сказал он. Ни тени его прошлого беспокойства не прослеживалось в его голосе.

Джимми Ширилло триумфально смеялся.

— Погоди праздновать, — сказал Такер, — Помоги ему.

Бахман поднял самый тяжёлый чемодан и направился к «шеви», сильно согнутый переносимым грузом. Он бы не получил удовольствие, если бы поднял один из меньших чемоданов, конечно — по той простой причине, что на нём были одеты брюки с высокой талией: он ненавидел всех, кто думал о нём, как о маленьком человеке, несмотря на то, что он был маленьким человеком.

Джимми обошёл вокруг и взял оставшиеся два чемодана, перенёс их с некоторым трудом, поставил в открытый багажник украденного «шевроле» и захлопнул крышку, пока Бахман спешил к передней двери.

— Расслабьтесь, — приказал Такер людям, выстроившимся перед машиной, хотя никто из них не шевелился.

Никто не ответил.

Бахман завёл «шеви», один раз газанул, включил заднюю передачу, с визгом тронулся, наклонив машину.

— Полегче! — крикнул Такер.

Но ему не требовалось предупреждать Мерла Бахмана, так как маленький мужчина всегда оценивал ситуацию правильно и выбирал оптимальную безопасную скорость. Он был хорошим водителем.

Харрис покинул каменную стену, хрипя, звук его тяжёлого дыхания усиливался маской. Пока Бахман сдавал «шеви» назад, Харрис обошёл и сказал Такеру: «Гладко».

Такер снова сказал: «Погоди праздновать».

Бахман включил передачу у «шеви», слегка нажал на газ и начал спускаться по склону по направлению ко второму искривлению дороги, мерцая нагревшимися занавесками, которые свисали с крыши и с багажника машины.

— Возьми «додж», — приказал Такер Ширилло.

Парень пошёл за ним.

Пит Харрис был единственным, кто ещё смотрел на «шеви», думал обо всех этих деньгах в багажнике, думал об уходе в отставку, и он первым увидел, что всё становится хуже. «Вот дерьмо!» — сказал он.

Он даже не закончил ещё своё восклицание, когда Такер услышал напряжённый плач тормозов «шевроле» и посмотрел по сторонам, чтобы увидеть, что пошло не так.

Всё пошло не так.

Когда Бахман покрыл чуть больше половины дистанции до нижнего изгиба, «кадиллак», обогнув известняк, двигался вверх. Это означало, что они с «кэдди» столкнутся, и он двигался очень быстро, слишком быстро для тех дорожных условий. Водитель резко дёрнул руль влево, чтобы исправить ситуацию; это было безнадёжно, потому что уступ дороги в этом месте упирался прямо в каменную стену, которая непрерывно продолжалась до верхней точки подъёма. Покрышка лопнула со звуком пистолетного выстрела. Машину толкало, трясло вверх и вниз, как бешеное животное. Металл заныл, когда крыло сжалось наполовину от того пространства, которое оно обычно занимало.