Кровавый разлом - [102]

«Торпеда», назвал он тогда Макса. Человек дает свое имя другому, а тот им пользуется. Неправильно. «Торпеды» — это совсем другое. Это исполнители грязной работы в мире гангстеров. Убить, избить, запугать — вот дело «торпед», а тот, кто дает или продает свое имя для грязной работы, называется у них «вратарь».

Макс любит быть на виду, а я нет, сказала тогда Вендела.

Он постоял несколько минут у камня, глядя на пустые углубления, достал бумажник и положил в углубление все, что там было: двадцатикроновую бумажку и мелочь.

Перед глазами у него стояло бледное личико Ниллы. Ну что ж, вот стою я здесь у камня, подумал он, я, никогда не веривший в чудеса… стою и прошу о чуде… пусть совершится это чудо, пусть операция пройдет удачно, пусть Нилла навсегда избавится от своей опухоли.

В кустах что-то зашуршало.

Он вздрогнул и обернулся — меньше всего ему хотелось, чтобы кто-то за ним подглядывал. Оказывается, и в самом деле подглядывали: из кустов на него внимательно уставилась пара любопытных зеленых глаз. Остренькая золотистая мордашка. Пер сначала решил, что это собачка с большими ушами, но почти сразу сообразил — лисенок. Зверек несколько секунд внимательно изучал Пера, потом прыснул в кусты. Кокетливо, как танцовщица в кабаре, взмахнул пушистым рыжим хвостом — и пропал.

Пер с облегчением вздохнул, улыбнулся и пошел домой.

Когда он вернулся в Стенвик, солнце уже почти закатилось. С моря дул свежий бриз, а на южном конце деревни слышались хохот и веселые голоса — народ уже начал собираться к вечернему костру.

Сам он слишком устал, чтобы туда идти. По гравийной дорожке поднялся в дом, достал ключи, открыл дверь и повесил куртку Венделы на крючок. В прихожей сразу запахло ее духами.

Вдруг ему страшно захотелось есть. Он поставил воду и достал из холодильника овощи — поем и поеду к Нилле, решил он.

Рядом с телефоном по-прежнему лежала записка, найденная им в квартире Бремера. Пер чистил морковь и все время косился на последнее имя. Даниела. Настоящее имя — Джессика Бьорк.

Джессика и Ганс Бремер, очевидно, поддерживали какой-то контакт, хотя она уже много лет на них не работала. Почему? И почему кто-то решил их убить?

Вода вскипела. Он бросил туда бульонные кубики, лук, морковь, пакетик брюссельской капусты. Через пять минут все было готово.

Он сел за стол.

Они почти всегда поджигают собственные дома.

Так сказал Герлоф.

Джерри и Бремер знали студию в Рюде как свои пять пальцев. Но ни тот, ни другой поджечь ее не могли. Джерри был стар и болен. А Ганс Бремер лежал связанным на втором этаже.

Пер поставил тарелку в мойку и посмотрел в окно. Солнце уже село, но снизу, из каменоломни, шел какой-то странный, колеблющийся свет. Он присмотрелся — по берегу шла темная машина с включенным дальним светом.

Легковая машина. «Форд»?

Он потянулся к телефону.

Машина с включенными фарами остановилась внизу, но из нее никто не вышел.

Он набрал номер.

— Ульф, — ответил мужской голос.

— Я ищу Ульрику, — сказал Пер.

— А как ей сказать, кто звонит?

— Пер. Пер Мернер.

— Сейчас посмотрю…

Он со стуком положил трубку. Он услышал знакомый голос:

— Ульрика Тернман.

— Ульрика, это Пер Мернер, вы меня помните?

Она помолчала, потом тихо произнесла:

— Мне бы не хотелось продолжать этот разговор.

— Я знаю, — быстро сказал Пер, — но у меня только один короткий вопрос.

— О чем? — Она почти шептала.

— Как выглядел Ганс Бремер?

— Бремер? Как выглядел… обычно выглядел… Немного похож на вас.

— Вот как? Но он был постарше?

— Моложе.

— Моложе? Намного?

— Не знаю… мне он тогда казался старым. Но я-то была подростком… Тогда ему было лет тридцать.

— Тридцать?

Внизу хлопнула автомобильная дверца, и водитель вышел из машины. В сумерках лица не видно, тем более что оно скрыто кепкой. Он огляделся, точно ждал кого-то, и опять сел в машину.

— Если Гансу Бремеру было тридцать, когда вы его видели, значит, теперь ему около сорока пяти… я имею в виду, было, когда он сгорел на вилле. Но этого не может быть! У Бремера есть младшая сестра, я ее видел. Она намного старше меня.

— Вот как? Извините, я не могу больше говорить.

— Подождите, Ульрика… я только хочу сказать… мне пришла в голову одна вещь. Оператор или не знаю уж, кто он… режиссер, который вас снимал, был вовсе не Ганс Бремер.

— Он так представился.

— Разумеется… но в последнее время я понял, что в этой отрасли никто, ни один человек, не пользуется своим настоящим именем. У всех псевдонимы, правда? Даже мой отец из Герхарда Мернера сделался Джерри Морнером.

Ульрика Тернман молчала.

— Ганс Бремер был просто «вратарем», как это называется… кто-то просто использовал его имя и платил ему за это, чтобы не пачкать свое настоящее имя.

— Значит, я испачкала свое имя? Благодарю…

— Нет, я не это имел в виду…

В трубке послышались гудки.

Пер вздохнул и повесил трубку. Второй раз он звонить не стал.

Посмотрел на машину внизу, зашел в спальню, взял топор, надел куртку и вышел из дома. Было холодно. Вдруг ему показалось, что он слышит в кустах свистящее дыхание. Джерри?

Он повернул голову и обругал себя. С ума он, что ли, сходит…

Машина стояла внизу, в семидесяти — восьмидесяти метрах к югу, на площадке между двумя большими кучами щебня. Это был и в самом деле «форд», но если это та самая машина, которая сбила Джерри, то должны быть следы наезда, а их не было. Машина выглядела свежевымытой.