Кровавый чернозем - [6]

Словоохотливый хозяин повел гостей по огороду, время от времени срывая то тут, то там плод или овощ и гостеприимно угощая новых знакомых, предварительно обтерев дар о рукав своей рубашки. Судя по устройству сада-огорода, Ковригин и впрямь был народный умелец, инженерный гений. Причем из передовых: ветряк себе на участке поставил, для экологической чистоты. В дом гости вернулись с полными руками и пазухами разнообразной зелени.

— А вы честно из МУРа? — удивлялся Ковригин, пока его успокоившаяся жена ставила чай. — Может, кваску? А что вы тут-то делаете? Особое задание?

— Рыбачили мы, правда, — усмехнулся Вячеслав Иванович. — Отдыхали… Могут ведь и работники МУРа иметь свои человеческие слабости.

— Да ну?! А у меня, знаете, бредень есть, а все пойти недосуг. И плоскодонка…

Тут разговор свернул в приятную для обеих сторон рыболовецкую сторону. Жена, вздыхая, слушала, сложив руки под передником. Наконец решилась прервать излияния рыбоохотников.

— Вась, а Вась, в милицию ведь надо ехать, — сказала она робко.

— Не к спеху, — отмахнулся муж. — Толку-то с твоей милиции чуть! Лентяи все да ворюги.

— Вась, ты что, товарищи же из милиции сидят! — смутилась Елена.

— Ой, извините! Присутствующих не имею в виду!

— Отдельные недостатки имеются, — веско сказал Грязнов-старший. — На местах… Ну а в целом — чего вы хотите при таких зарплатах. Но что касается данного конкретного случая… Это в моей власти — вам помочь. Сейчас и съездим вместе, мы вашей машиной воспользуемся заодно, о пропаже джипа заявим, вы о своих бедах расскажете, а я потом местное начальство припугну, чтоб расследование скорее шло… Уж будьте уверены, стараться будут, носом землю рыть. Только я бы на вашем месте не слишком обольщался — такие кражи очень трудно раскрываются.

— Так подбросите нас в райцентр? — спросил Денис.

— Не вопрос, — покивал Ковригин. — Прямо вместе и поедем, правда. А то знаете… Одна голова лучше…

Погрузившись в «Ниву», поехали в райцентр. Машина скакала по кочкам и колдобинам, оставшимся от прежних дождей колеям, сейчас высохшим, как камень. В салоне воняло дешевым табаком, бензином. Денис, ухватившись за ручку на дверце, подскакивал на заднем вытертом сиденье, головой все время попадая в потолок и про себя проклиная плохие дороги и свой неумеренный рост. Вячеслав Иванович, как более уважаемый человек, посаженный впереди, чувствовал себя, видимо, прекрасно и степенно вел с Ковригиным полусветский разговор. Однако Денис знал, что за такой скучающей манерой дядя прятал интерес и внимание, откладывая все слова собеседника в копилку памяти; уж сколько раз случалось, что услышанное ненароком Грязнов-старший не забывал несколько лет, а потом предъявлял в нужный момент, причем обернув себе на пользу. Денис Грязнов пока так не умел, хотя в своей области считался не самым худшим. В этом и был основной и единственный повод для стычек с дядей — Грязнов-старший любил доказывать Денису, что тот, по сути, совсем еще щенок, хоть и способный и удачливый. Хвалить он его почти и не хвалил, но всегда сурово разбирал оплошности. В последнее время таковые случались все реже, но дядя позиции своей не менял. Денис же ерепенился, сам прекрасно зная, что стоит он многого и еще больше у него впереди. Возможно, это была просто игра двух взрослых и отчасти одиноких мужчин в отца и сына — детей у Вячеслава Ивановича не было. Впрочем, виделись они вообще нечасто, так как львиную долю жизни у обоих занимала работа, причем работа эта была им в удовольствие.

— Так чем вам так милиция не угодила? — спросил между прочим нового знакомого Вячеслав Иванович. — Почему вот у нас народ так милиции не доверяет?

— А как же иначе? Мне, например, местные власти только палки в колеса вставляют, и милиция с ними заодно. Добро бы они меня же и охраняли за мои деньги. Пробовал я договориться — какое там! Ни в какую. Не до того им, видите ли. Уж я знаю, какими они там делами в районе ворочают… У нас тут не столица. У нас, извините, вся милиция живет на доход с продажи наркотиков. Не на чем им больше заработать. Ребята торгуют, а милиция прикрывает…

— То есть вы хотите сказать… — нахмурился Вячеслав Иванович.

— Чтоб они подавились этими деньгами, — неожиданно резюмировал Ковригин. — Верите ли, и так все самому приходится, сам доглядываю, где кто обмануть может, хитрю, интриги строю, запугиваю… А они мне говорят: место занимаешь. Предлагали у меня на участке коноплю сеять. Не сами, конечно, не по повестке, так, ребят своих подсылали… Угрожали, говорили, обагрит, дескать, твой чернозем кровушкой. Хрен им с маслом, а не конопля! Не на того напали. Ну, вот теперь и злобствуют. Корову у меня лучшую после этого убили. Выжить меня хотят! Ну а я не уйду. Я тут жил и жить буду, их всех еще переживу. И детей еще нарожаю, и они на моей земле закончат, что я начал! — вошел в раж Ковригин.

Помолчали. Выехали на бугор, стали осторожно спускаться — внизу в деревьях завиднелись первые дома центра, и блеснуло солнце на маковке непременной церкви.

— Эх, — тоскливо сказал Ковригин, озирая горизонт, — кабы вся эта земля моя была… Я бы не то что этот центр, я, пожалуй, и пол-Москвы бы прокормил. — А здесь что? Мерзость запустения. Трактора на полях ржавеют. Техники нет. Денег в деревне нет. Живем натуральным хозяйством… Площади пропадают незасеянные, непаханые. Сеют на них дрянь какую-нибудь кормовую… Убирать-то кому? Коровник раньше был — развалился. Ветер гуляет, стекла повынесли, рамы, двери… Баню строить хотели — начали даже, — да кирпич разворовали в процессе… Мост через речку деревянный снесли, бетонный строить стали — так год по сваям перескакивали, а машинам и вовсе не проехать… Иной раз такое зло берет! И ведь сами же во всем виноваты…