Кровавый апельсин - [4]

– Так я и думал, – перебивает Карл без тени улыбки.

– Прости, я впрямь хотела вернуться домой пораньше.

– Да ладно, я знаю, какая ты! Я просто надеялся, что на этот раз ты поведешь себя как взрослый человек.

– Извини, я не нарочно…

– Я надеялся застать тебя здесь и подумал, что мы приедем и заберем тебя домой.

Любопытная Матильда расхаживает по кабинету, а потом – раз, и заползает по стол. Громко вскрикнув, она вылезает и идет ко мне:

– Мама, мама, ручку больно! Ой, как больно! – Она начинает плакать.

Карл бросается к дочке, вытирает ей руку носовым платком и показывает его мне. На платке кровь.

– Откуда на полу битое стекло? – Карл утешает Матильду, но его голос звенит от напряжения.

Я медленно встаю, залезаю под стол и вытаскиваю фотографию в рамке, которую сшибла накануне.

Из-за осколков мне улыбается Матильда.

– Моя фотография валялась на полу. Почему она валялась на полу? – Теперь Матильда плачет еще громче.

– Наверное, я случайно уронила. Прости, солнышко!

– Нужно быть аккуратнее! – злится Карл.

– Я не знала, что вы придете.

Карл качает головой:

– Я должен иметь возможность приводить Матильду к тебе на службу. – Он делает небольшую паузу. – Проблема даже не в этом. Я вообще не должен был приводить Матильду к тебе на службу. Вчера вечером ты должна была быть дома, как нормальная мать.

Возразить тут нечего. Остатки битого стекла я собираю в старую газету и выбрасываю в мусорную корзину. Матильдина фотография не пострадала, я вынимаю ее из сломанной рамки и ставлю у компьютера. Теперь нужно заправить блузку в юбку. Лицо у Карла злое, брови насуплены, а потом гнев превращается в бесконечную печаль. Раскаяние и чувство вины сжимают мне горло так сильно, что отступает ощущение похмельной кислоты.

– Прости, я не нарочно.

Карл долго молчит, его лицо выглядит устало.

– У тебя измученный вид, Карл, прости меня, пожалуйста.

– Так я впрямь измучен. Допоздна не ложился – тебя ждал. В следующий раз буду умнее.

– Надо было позвонить.

– А я звонил, ты не брала трубку.

Уязвленная его тоном, я достаю из сумки сотовый. Двенадцать пропущенных звонков. Пятнадцать сообщений. Я их стираю. Слишком много. Слишком поздно.

– Прости. Такое больше не повторится.

Карл набирает полную грудь воздуха:

– Не будем ругаться перед Тилли. Мы здесь. Мы вместе. – Он подходит ко мне, кладет мне руку на плечо. На миг я кладу руку на плечо ему, но Карл ее стряхивает, крепче сжав мне плечо. – Пора домой.

Тут он замечает, в каком состоянии мой телефон, берет его в руки и осматривает трещину.

– Боже, Элисон, тебе ведь буквально пару месяцев назад его ремонтировали! – Карл тяжело вздыхает. – Похоже, мне снова придется этим заниматься.

Спорить не о чем – я покорно выхожу за ним из конторы.

В Арчуэй ехать недолго, Автобусы и машины плотным потоком движутся по пустым улицам. Я прислоняю голову к окну и смотрю на памятки минувшей ночи – на обертки от бургеров и бутылки. Кое-где работают маленькие мусоровозы, щетками стирая следы пятничного веселья.

Грейс-инн-роад. Чугунная ограда, скрывающая из вида огромные лужайки. Роузбери-авеню, театр Сэдлерс-Уэллс… Вспоминаются давно прочитанные книги «Кастаньет в Уэллсе нет», «Вероника в Уэллсе»… Как же называлась третья? Ах да, «Маскарад в Уэллсе»[2]. Про маски и притворство я знаю все! Кулаки сжимаются так, что костяшки белеют. Лучше не думать о том, где провел остаток ночи Патрик. Он поверил моим заявлениям о том, что все кончено? Он пошел домой или искать мне замену?

Карл накрывает мою ладонь своей:

– Ты слишком нервничаешь. Скоро мы будем дома.

– Просто чувствую себя виноватой, Карл, и усталой. Знаю, мы все устали.

Я отворачиваюсь еще дальше от него, пытаясь подавить чувство вины, взгляд от окна не отрываю. Мы едем мимо станции Энджел, мимо ресторанов Аппер-стрит, которые хорошо начинаются и плохо заканчиваются в пабе «Уэзерспун» в Хайбери-корнер. Корзинки с цветами на Холлоуэй-роад, студенческие забегаловки над индийскими ресторанами и ряды прикольных магазинов, торгующих латексной одеждой, которая, скорее всего, нравится Патрику.

– В суде все закончилось удачно? – спрашивает Карл, прерывая молчание.

Дом уже рядом, мы поднимаемся по склону холма. Я огорошена его тоном, куда более дружелюбным, чем прежде. Может, он злиться перестал?

– В суде?

– Ну, процесс, ограбление, ты им на этой неделе занималась.

– Я посредине его прервала… – Собственные слова доносятся будто издалека, из-под толщи воды, в которой плывет моя тяжелая голова.

– Так ты свободна на следующей неделе? Будь умницей, удели время Тилли!

Все, погружение закончилось. Выдернутая на поверхность воды, я отплевываюсь и пытаюсь отдышаться. Карл до сих пор злится.

– Пытаешься поставить мне это на вид?

– В последнее время ты очень занята.

– Ты же знаешь, как это важно для меня. Для нас. Пожалуйста, давай без наездов!

– Какие наезды, Элисон? Я попросил быть умницей, и только.

На вершине холма транспортный поток замедляется, потом сворачивает к Арчуэю. Дом. Место, где живет сердце. Я опускаю руку в карман проверить, на месте ли телефон, но удерживаюсь от желания посмотреть, не написал ли Патрик. Я выбираюсь из машины и, старательно растянув губы в улыбке, поворачиваюсь к Матильде. Она берет меня за руку, и мы заходим в дом.