Кровавый апельсин - [24]

Полин с покаянным видом дает задний ход:

– Слушай, я не собираюсь гнать волну. Дело в том, что… Да, все это пустая болтовня.

Я киваю.

– Пойду выпить себе куплю, – говорит Полин. – Принести тебе что-нибудь?

– Нет, спасибо. Я уже скоро пойду, – отвечаю я и смотрю, как Полин пробирается к стойке.

Мгновение спустя я подскакиваю от чьих-то криков и звона битого стекла. В итоге остатки вина льются мне на рубашку, а не в рот. Я поднимаю голову – из-за чего сыр-бор? – и быстро определяю причину. Патрик облился еще сильнее, чем я, – у него вино аж с подбородка капает.

Незнакомая мне женщина возвышается над ним, размахивая дном бокала, – осколки еще держатся на ножке. На полу и на столе битое стекло. Женщина что-то кричит, но я не могу разобрать слов. Я вскакиваю, но, прежде чем оказываюсь у стола с их стороны, подбегает Полин, встает перед кричащей женщиной и протягивает к ней руки. На миг мне кажется, что женщина пырнет Полин импровизированной розочкой, но она замирает, свирепо на нее глядя, потом бросает бокал на пол. Полин обнимает ее за плечи, но женщина вырывается из объятий, поднимает сумочку с пола и в раздражении выходит из бара.

Патрик вытирает лицо белой салфеткой. Рубашка у него промокла насквозь: бокал незнакомой мне женщины наверняка был полон.

– Что у вас случилось? – ору я, а он не реагирует. – Какого хрена тут случилось?! – ору я еще громче.

В этот самый миг музыка затихает, воцаряется тишина. Оставшиеся посетители глазеют на нас: пропустившие сцену с бокалом отреагировали на мои крики. Патрик промокает рубашку, сворачивает салфетку, кладет ее на стол и лишь потом смотрит на меня. Он что-то говорит, но снова начинает играть музыка, и я его не слышу.

– Что?!

– Ей не понравилось моя рубашка. – Патрик улыбается.

– Да мать твою!

Я слишком зла, чтобы с ним разбираться, поэтому встаю и беру свою сумку. С тем, что здесь стряслось, можно разобраться потом. Полин смотрит на меня с недоумением, но и с ней я сейчас разбираться не в состоянии. Ни с кем не попрощавшись, я выбираюсь из бара через черный ход, чтобы не приближаться к Патрику. С меня хватит! Видимо, в бар он позвал меня лишь для того, чтобы продемонстрировать соперницу. В такие игры я больше не играю.

Свернув на Стрэнд, я вижу такси с горящими шашечками и останавливаю его, радуясь, что сбегаю. Я пьяна, но не слишком, и по пути в Арчуэй легко сосредоточиваюсь на уличной рекламе. Достаю из сумочки сотовый и пишу Роберту: извини, мол, пришлось уйти, завтра процесс начинается. Он-то мой побег вряд ли заметил и плевать на меня хотел. А с Патриком разберусь утром: либо он объяснит, в чем дело, либо нет. В чем дело, я не понимаю.

Приехав домой, я с удивлением обнаруживаю, что пациенты Карла еще не разошлись. Обычно сеансы терапии у них заканчиваются не позже девяти. Когда переступаю порог, они, судя по звукам, что-то смотрят по телевизору, но вот я захлопываю дверь, и шум стихает. Из гостиной выскакивает Карл:

– Я тебя еще не ждал. У нас тут только дело пошло.

– Мне завтра рано вставать. – Я низко опустила голову в надежде, что Карл не заметит мое состояние.

– Тогда ложись спать. Мы скоро закончим. – Карл возвращается в гостиную и быстро закрывает за собой дверь, не давая увидеть, кто там.

«Чей это дом?! – хочется заорать мне. – Кто выплачивает гребаный кредит?!» Но я не ору. Гнев утихает, я поднимаюсь на второй этаж. В нашей спальне я раздеваюсь, не включив свет: оранжевое сияние фонарей шторы почти не задерживают. Грудь чешется от пролитого вина, и я иду в душ, но споласкиваю лишь тело, а волосы не мочу. Потом надеваю ночнушку и тщательно чищу зубы: по тридцать секунд на каждую четверть рта – все как требуется.

Удовлетворившись тем, что от меня больше не разит выпивкой и куревом, я накидываю пеньюар и иду к Матильде в комнату. Она крепко спит в обнимку с розовым слоном. Я целую ее в лоб, поправляю одеяло, чтобы укрыть ей руку, потом сажусь на пол у кровати и смотрю, как она спит. Матильда вздыхает и поворачивается лицом ко мне. У меня горло сжимается. Вот, вот кого я предаю! Карл важен, но Тилли еще важнее. Не она отвергала меня, не она столько раз отталкивала. Она заслуживает лучшего, чем мать с раздором в сердце. Мою любовь к ней словами не передать, но, чтобы порвать с Патриком, ее не хватает. По крайней мере, пока. Я касаюсь Матильдиной щеки и беззвучно обещаю стараться больше и стать матерью, которой она заслуживает. Я почти верю себе.

Вернувшись в спальню, я забираюсь с постель, а телефон ставлю заряжаться на тумбочке. Потом я беру его, чтобы включить будильник: я так устала, что утром меня не разбудит и землетрясение, Пришло два сообщения. Первое от Патрика: «Я у тебя в конторе. А где ты, мать твою?»

Я медленно провожу пальцем по словам, потом, в кои веки решительная и непоколебимая, стираю их.

Потом я просматриваю второе сообщение от неизвестного отправителя:

«Я слежу за тобой, гребаная шалава. Я знаю, что ты творишь».

Буквы танцуют у меня перед глазами. Кому-то известно про нас с Патриком? Смысл может быть только такой. Кто это, я понятия не имею. Пытаясь сдержать панику, я стираю сообщение. Его больше нет. Я ничего не получала. Это снова ошибка. Сообщение адресовано другой женщине. Отправитель спутал цифру в номере. Я ставлю будильник на половину седьмого, поворачиваюсь на бок и закрываю глаза. Но усталость отступила. Мысли несутся наперегонки. Как ни притворяйся, что сообщений нет, от них не спрячешься. Итак, их уже два – да, это правда. И да, ситуация опасная. Кто-то за мной следит. Этот человек в курсе моих дел и не одобряет их. Я сворачиваюсь калачиком, подтягивая колени к груди.