Кровавые сны - [14]

— Это правда, — кивнул Дирк. — Но такая же правда, что Карл Пятый сравнял с землей стены мятежного Гента, а перекладины виселиц ломились от тяжести горожан. Говорят, что император плакал, наказывая город, в котором он родился. Не знаю, что он чувствовал, даже представить не могу. Только Филипп — это ведь не его отец, он вырос и получил воспитание в Кастилии. Ему до наших провинций есть дело, только когда он подсчитывает налоги. Король думает, как извести тех, кто отверг лжеучение римского Антихриста.

Феликс, ходивший в католическую школу, ничего не сказал. Он знал, что взрослые постоянно ссорятся из-за различий во взглядах на веру, но считал это глупостями. Так же считала его мать, а до нее — Якоб ван Бролин, почитавший доброго католика Эразма Роттердамского и ненавидевший инквизицию и кардинала Гранвеллу, больше чем даже королевских таможенников, которых ненавидели все моряки Нижних Земель.

Друзья прошли на кухню, где служанка ван Кейков налила обоим мальчикам парного молока.

— Как ты вырос, молодой ван Бролин, — улыбнулась круглолицая женщина в переднике поверх суконного платья и в белом чепце. Она погладила черные кудри Феликса и улыбнулась. — Если матушка забудет расчесать тебе волосы, приходи ко мне.

— Спасибо, добрая Кунигунда, — сказал Феликс, улыбаясь, — как поживает ваша племянница Нелле? Помнится, ей тоже все время хотелось меня причесать.

Лицо служанки эшевена вдруг сморщилось, из глаз полились слезы.

— Он же ничего не знает, — покачал головой Дирк. — Родители Нелле были арестованы инквизицией. Ее отец сожжен как еретик, а мать закопана живьем в землю. Нелле и ее младшие сестры отвезены в какой-то монастырь.

— Раны Христовы! Но за что? — Феликс все еще не мог представить, что такое происходит с теми, кого он знает лично.

Десятилетний Дирк ван Кейк сжал плечо друга и вывел его из кухни. У самой двери, прежде чем открыть ее, он добавил:

— Король Филипп никогда не распустит «Кровавый совет», в котором вместе заседают наши собственные глипперы и кичливые испанцы. За свободы и привилегии, дарованные нам в древности герцогами Бургундии, никто не станет сражаться, кроме нас самих. Приходи завтра с утра прямо в порт. Порыбачим.

Дома горячего ужина никто не приготовил — перекусили колбасой, сыром и хлебом, запив сухую еду травяным отваром, который Амброзия всегда подавала на стол вечером, утверждая, что кофе — напиток не для сна. Усталый после тяжелого дня, слуга отправился спать, а Феликс зажег пару свечей и читал взятую с собой книжечку, изданную в антверпенской типографии Кристофера Плантена, «Похвалу глупости», написанную великим Эразмом. Феликс знал, что его отец очень ценил их великого земляка, и честно старался понять написанное Дезидериусом, хоть и непростая была это задача для семилетнего мальчика.

— Не спишь? — Амброзия неслышно, по своему обыкновению, скользнула в комнату сына. Впрочем, он и сам умел так передвигаться.

— Дверь даже не заскрипела, — сказал Феликс, не оборачиваясь. — Когда только успели смазать петли жиром?

— Пойдем, я все приготовила, — сказала Амброзия.

— Уже сегодня?

— Только если ты не устал.

— Не слишком я устал, матушка, — сказал Феликс. — Только спать хочется.

— Тогда отложим до завтра, сыночек, — Амброзия поцеловала сына и собралась выйти из его комнаты.

— Я не знаю, готов ли я, — сказал Феликс материнской спине. Женщина остановилась, взявшись за ручку двери.

— Нельзя шутить с кровавыми снами, сын мой. Сейчас их сила еще не очень велика, потому что ты мал, но придет час, и, если ты не научишься с ними справляться, сны доведут тебя до страшных вещей.

— Я начну бросаться на людей?

— Нет, если будешь слушаться меня и учиться всему, что я покажу тебе. Чтобы усмирить силу кровавых снов, каждый из нас перетекает время от времени, не слишком часто, в Темный облик, и в нем насыщается кровью низших тварей.

— А это больно? — спросил Феликс.

— Хороший вопрос, — улыбнулась Амброзия. — Нам, или низшим тварям?

— Менять облик.

— Рожать больнее во много раз, — сказала женщина, — но посмотри, сколько на свете матерей. Спокойной ночи, сын.

Ночью на траверсе Западного порта Флиссингена бросили якорь целых два корабля, и с утра друзья наблюдали, как они под косыми парусами, стакселями и кливерами, маневрировали, заходя в гавань.

Каждый зеландский мальчишка того времени знал о кораблях больше, чем о Святом писании, к тому же Дирк и Феликс готовились когда-нибудь сами отплыть от родных берегов. В глубине души маленький ван Бролин мечтал, чтобы это оказались корабли его отца, возвращающиеся вместе с Виллемом Баренцем, коего почитал Феликс за старшего брата. «Меркурий» и «Эразмус» давно уже отплыли на юг, и от капитана Баренца второй год не было никаких известий.

Пришвартовавшиеся корабли были совершенно не похожи друг на друга: один был стремительный трехмачтовый флибот, самый новый тип корабля, который только недавно стали закладывать в антверпенских, голландских и британских верфях. Мальчики восторженно обсуждали быстроходность, пушечное оснащение и вогнутые вовнутрь борта, благодаря которым таможенные пошлины, зависевшие от площади палубы во всех европейских портах, были существенно ниже, чем для такого же водоизмещения кораблей старых типов.