Кровавые скалы - [117]

Подобно воскресшему Лазарю, склонившись над входом в балюстраду, стоял Ла Валетт. Мертвенно-бледный, глаза ввалились, а лицо походило на обтянутый кожей череп. Но он стоял без посторонней помощи и наблюдал за происходящим. Слова давались великому магистру с трудом. Каждый жест проверял его стойкость и истощал силы. Но его слушали.

— Распростертые тела рыцаря и приора суть свидетельство людской глупости, гордыни и вероломства, честолюбия и корысти, — продолжал великий магистр. — Взгляните на них, братья. Они суть плоть, и мы тоже. Их грех такой же древний, как этот мир. И битва с этим грехом не прекратится никогда.

— Вы желаете сражаться с ним без меня, ваша светлость?

— Выбор за вами, месье Гарди. Мы не обвиняем вас. Вы заслужили наше уважение и благодарность. — Ла Валетт обратился к собравшимся: — Сегодня мы одержали небывалую победу. Язычники бежали, и те из нас, кто остался в живых, должны воздать хвалу Господу и унять свое горе, предать земле тела павших и вновь возвести наши стены и обержи. Мусульмане могут вернуться. Ибо война наша извечна, а ненависть безгранична. Между нашими народами никогда не будет любви, как не будет мира между Крестом и Полумесяцем. Где бы мы ни столкнулись, всюду будут разгораться вражда и священная война.

Так гроссмейстер подытожил прошлое и указал планы на будущее. Ничего не изменилось. Великий магистр выжил, орден выстоял, и теперь их законы, жизненный уклад и сам остров в безопасности. Перед Кристианом лежал иной путь — путь обновления, не связанный с восьмиконечным крестом.

Мария ждала его. На лице девушки отразилось беспокойство, сменившееся облегчением. Гарди соскочил с коня, и они заключили друг друга в объятия. Он целовал ее слезы. Многое нужно было отпраздновать и запомнить, а еще больше хотелось сказать. Турки исчезли, а Великая осада стала частью истории. Они оба уцелели и могли теперь встречать рассветы не как солдаты, а как простые горожане.

Девушка теребила серебряный крестик на его шее и шептала возлюбленному:

— Ты победил зло, Кристиан.

— Моя драгоценная Мария, без тебя я бы так скоро не справился.

— Великий магистр жив?

— Жив, и орден благодарит за его спасение. Де Понтье и приора Гарзы больше нет.

— Тогда мы оба выполнили свой долг.

— Ты совершила больше, чем можно было ожидать от благородной леди.

— Я твоя супруга, Кристиан.

— Которая стреляет из аркебузы, обливает недругов горящей смолой и кипятком из котла, выталкивает бочку с порохом назад к вражеским позициям.

— Мы делали то, что должны были сделать…

— Некоторые дожили до сего дня благодаря твоему уходу. Великий магистр Ла Валетт до сих пор возглавляет рыцарей, потому что ты прочла документы о семье Борджиа и узнала об их коварных приемах отравления и убийства.

— Это фра Роберто поделился своими подозрениями и начал искать записи…

— Какое странное хитросплетение людей и событий!..

— Оно свело нас вместе.

— За что я благодарен судьбе.

Кристиан положил голову девушке на плечо и забылся, вдыхая аромат ее кожи. Запах навевал воспоминания: о той ночи, которую Мария подарила ему, прибыв в Сент-Эльмо; о нежности и ласке, которую они разделили в пещере на берегу. Образ возлюбленной отпечатался в глубине его души. Рядом с ней всегда было светло и уютно.

— Почему шевалье де Понтье плел интриги, Кристиан?

— Есть ли объяснение человеческой жажде власти?

— Проявленные здесь героизм и мужество тоже необъяснимы.

— Пока вице-король Сицилии метался в сомнениях, а монархи Европы стояли в стороне, простые смертные вершили судьбу мира. Такое тоже бывает.

— Я оплакиваю тех, кто пал, пытаясь этого достичь.

— Они возрадуются, зная, что мы вспоминаем о них и кто-то из нас уцелел. Мавр, искусный мастер и преданный друг. Юбер, чья робость сгорела в пылу смелости, чье доброе сердце оказалось слишком большим для столь хрупкого тела. Анри, прилежный школяр и истинный госпитальер, прибегавший к силе меча лишь по необходимости.

— Стоит ли наша жизнь их гибели?

— Не знаю. Но они сражались, чтобы не пришлось сражаться нам. Мы обязаны им всем.

— Мы трое.

По лицу девушки промелькнула улыбка, которая сделалась еще шире, едва выражение лица Кристиана изменилось. Мария взяла руку англичанина и положила себе на живот.

— Ты несешь нашего ребенка, Мария?

— Ты сам сказал, что простые смертные могут вершить судьбу мира.

— Свою судьбу мы изменили навсегда.

— Войну сменяет мир, смерть близких сменяет надежда. Мы не станем терять ее.

Гарди медленно опустился на колени и поцеловал живот жены. Он благоговел перед ней, благодарил ее, ребенка, Бога за свое спасение и грядущее будущее. Мальчик, что некогда жил среди корсаров, высадился на Мальте и сражался за рыцарский орден, умер. Его преемник стоял на коленях в пыли перед своей возлюбленной и нерожденным чадом.

Островитяне опасливо наблюдали с берега за проплывавшим мимо османским флотом. Но бояться было нечего. Мустафа-паша стоял на корме, всматривался в удаляющуюся линию горизонта, слушал бой барабана, стоны рабов и скрип весел. Имамы молчали. Им нечего было сказать, и не столь многие могли их услышать. Вот чем оборачивается священная война, когда Аллах не на стороне правоверных. Острова Наварино и Корон, мыс Матапан, мыс Малия, острова Андрос и Саниз — маршрут до Мальты и обратно в Константинополь. Османы ковыляли домой, обгоняя шторма, — величавый вид победителей сменился унылой гримасой беглецов.