Кровавое солнце - [76]

— Ты прав, — негромко произнес Хастур, поднимаясь к ним по длинной лестнице. — Ты одержал для нас победу, Джефф Кервин — или как ты там хочешь, чтоб тебя звали. У Даркоувера есть свой путь…

— Но это лишь временное перемирие, — перебил его Кервин, — а никак не окончательное решение.

— Ты снова прав, — кивнул Хастур. — Первый эксперимент, может, закончился успешно, и Пандаркованский Синдикат подчинится Совету. Но не обошлось и без неудачи. Теперь мы знаем, что эпоха Башенных Кругов — таких, какими они когда-то были — безвозвратно ушла в прошлое. Жизнь может двигаться только вперед, не назад. Слишком велика цена, с человеческой точки зрения. Наверно, осмысленнее было бы попросить помощи у землян, чем взваливать всю подобную работу на плечи считанных мужчин и женщин с уникальным даром. Пусть лучше люди Даркоувера учатся работать сообща…

— И даже вместе с землянами, — мрачно добавил Кеннард. — Но тогда…

— Ради этого они и трудились — Клейндори, Джефф Кервин и мой отец, — перебил Кервин. — Они хотели наладить с Землей честный обмен: Даркоувер мог бы предложить секрет матричной энергии — для тех случаев, когда ее могут безопасно пускать в ход даже земляне; а Земля — то, что могла бы предложить взамен. Но это должно быть равное партнерство: не так, что земляне — хозяева, а дарковане — слуги. Честный обмен между равноправными мирами, где каждый сохраняет и свою гордость, и свой суверенитет.

— Они погибли, считая, что проиграли, — сказал Хастур. — Только их сыновьям довелось завершить начатую работу.

Кервин повернулся к Остеру. Тот уже поднялся и протягивал ему руку:

— Значит, зов Даркоувера в крови…

— Все кончилось, — сказал Кервин, — как нельзя лучше для нашего мира.

Он ощутил на плече легкое, как перышко, прикосновение. Опустив взгляд, он увидел бледное детское личико юной Хранительницы.

— Вы подойдете? — почти прошептала она. — Элори…

Джефф ракетой рванулся с места и влетел в комнату, где положили Элори. Белая, точно снег, она открыла глаза и бессильно протянула к нему руки; Кервин потянулся навстречу, не обращая внимания, что в комнату набились все остальные комъины — испуганные, озабоченные. Пальцы их соприкоснулись, и Джефф осознал, каким глубоким был шок, сколько ей стоил. Только чудом Элори не умерла, и не один еще раз солнце должно будет взойти и закатиться, прежде чем в Арилинне снова зазвучит ее веселый смех; но серые глаза на бледном лице горели победным блеском.

— Мы победили, — прошептала она, — и мы дома.

И Кервин, осторожно заключая Элори в объятия, понял, что они действительно добились победы — для Даркоувера и для комъинов. Грядущие дни для всех принесут перемены; противиться неизбежным переменам, что несет с собой время, будут и земляне, и дарковане. Но мир, который остается неизменным, может только умирать. Они стремились к тому, чтобы Даркоувер оставался прежним, а вместо этого добились понимания, что победа их заключается в праве определить, какие перемены необходимы, чтобы их мир не погиб.

Он нашел то, что любил — и погубил то, что нашел; ибо Даркоувер и комъины никогда больше не будут такими, как раньше. Форма расколота.

И все же, погубив, он тем самым спас их от полной и окончательной гибели.

В комнате теснились комъины, его арилиннские братья и сестры. По бледному, измученному виду Таниквель Кервин понял, сколь безрассудно расточительно отдала она собственную энергию ради спасения Элори. А у Остера с Кервином сейчас оказалось немало общего: форма, в которой отливалась его жизнь, расколота; но ее ведь можно выковать заново. Кеннард, Корус, Раннирл…

— Хватит, хватит, — рассудительно произнес голос Месир, спокойный и ровный, — что проку так стоять, когда работа сделана, да еще какая! Все — вниз; явно не мешает позавтракать. И вас это тоже касается, лорд Хастур, пусть Элори немного отдохнет. — Быстрым жестом она натянула одеяло Элори до подбородка и замахала руками, выгоняя всех из комнаты. Кервин снова поймал взгляд Элори и неожиданно расхохотался. Несмотря на слабость и колотивший ее озноб, Элори тоже залилась смехом, и в огромных сводчатых пространствах Арилиннской Башни загудело многоголосое эхо.

Жизнь в Арилинне вошла в привычную колею.

Они были дома.