Кровавое шоу - [9]

Сорин подумал, что про дачу им уже известно и сейчас там идет тщательный обыск под прокурорским надзором.

— Если нам еще понадобятся ваши знания эстрады, Анна Николаевна, вы не будете так любезны просветить темных милиционеров? — и тут же получил твердый отказ, который его смутил.

— Больше я не хочу с вами общаться, Всеволод Иванович. Я сообщила вам факты, которые должна была сообщить. А вы, со своей стороны, начали выпытывать сведения… как бы сказать, унизительного для меня свойства. Сейчас я чувствую себя этакой стукачкой. Простите, но мне неприятно.

— Извините, такова наша работа, — Сорин потерялся, хотя нередко сталкивался с подобной ситуацией. Доносительство — позор для российской интеллигенции еще больший, чем ябедничество в детской среде или стукачество среди уголовников.

— Ничего, — ответила учительница, подхватила свою собаку и поднялась с кресла. — Я сама виновата. Пришла без вашего зова, вот и окунулась в грязь. Ох, извините.

— Ничего, грязь — это наша работа. Мы в ней с удовольствием купаемся, — выдавил из себя улыбку следователь, хотя выражаться ему хотелось крайне неприличными словами.

Она ушла, и Сорин не мог понять своего отношения к Анне Николаевне Дворецкой, заслуженной, хорошей учительнице, любительнице современной эстрады.

Он повернулся к Володину, тот едва дождался, чтобы сообщить:

— Фантастическая удача, какая выпадает сыщику раз в жизни!

— Что такое? — подозрительно спросил Сорин.

— Мужики из Сокольнического отделения милиции засекли эту рыжую! Взяли ее в парке, где она грелась у костра! Взяли вместе с чемоданом, но потом она сбежала!

— Как сбежала? — удивился Сорин, а появившийся Седов захихикал от удовольствия — он наслаждался, как гурман, нелепыми проколами в работе коллег.

— А вот как! Попросилась в туалет и вместо туалета дернула на улицу. Не догнали.

— Так в чем же тут удача?

— Так чемодан в наших руках! Я велел его сюда везти! Сейчас прибудет.

— С чемоданом не ходят убивать, — сказал Сорин. — Ладно, покопаемся в чемодане, может, что и прояснится.

Утро Надя провела на Курском вокзале, умудрилась там приспнуть в кресле, ей приснилось, что за ней по улицам Москвы гонится окровавленный Княжин, а за ним целый отряд милиции. Когда она проснулась от громкого голоса вокзального информатора, то подумала, что сон ее весьма недалек от действительности. Княжин, понятно, гнаться за ней никак не мог, а вот про милицию этого не скажешь.

Но за что? — вдруг пришло в голову Наде, — за что, собственно? Княжина она не убивала. Сокольники не подожгла, а побег из милиции, в общем-то, не преступление! Она же сама и есть первая страдалица — имущество утеряно, дороги в будущее обрезаны (непутевый Княжин, нашел время стреляться!), ночлега нет, деньги на излете, даже зонтика нет, а ну как дождь по пойдет? Но самое безобразное, что не было видеокассеты, с которой можно было начинать хоть сколь разумные первые шаги. Показать ее на телевидении, найти спонсора, сходить, предположим, к землячке Анне Корецкой, певице уже с некоторым именем, — обе с Урала все-таки… Кассета — это Надино профессиональное лицо, которое можно предъявить разом! И ее, эту кассету, надо было во что бы то ни стало найти.

Надя купила пирожков в ларьке и, пока жевала, сообразила, что поиск в квартире Княжина она вчера устроила пустяковый, торопливый, слишком обрадовалась паспорту. А кассета наверняка там. Вернуться и поискать снова? Наплевать, что в спальне лежит Аким Петрович, он помешать никак не может.

Нет, вдруг пришла иная мысль, в квартире своей Аким Петрович отнюдь не одинок, там сейчас располным-полно милиции, поскольку эта дамочка, которую Надя ночью перепугала по телефону, наверняка навела шухер на всю московскую милицию, и сейчас они там вокруг Княжина колдуют.

А вот к вечеру труп увезут и милиция уберется восвояси!

Все это можно проверить, подумала Надя, телефон Княжина она помнила.

Чемодан привезли через час, его сфотографировали со всех сторон, словно красавицу фотомодель, и попытались сделать дактилоскопию, но это мероприятие оказалось безнадежным — весь он был заляпан стертыми, смазанными отпечатками. Потом за чемодан взялся эксперт Седов, и старик заурчал над своей добычей, словно кот, дорвавшийся до жареного куренка.

Он аккуратно принялся выкладывать на стол ничем не примечательное барахлишко. Обычные вещи, и если что-то и вызывало недоумение, то только три кирпича, обмотанных в газеты. Три здоровенных, серовато-желтых кирпича.

Все смотрели на них так, будто в кирпичах таилась разгадка если не мироздания, то тайна смерти Княжина.

— Что это? — спросил Сорин.

— Кирпичи, Всеволод Иванович, — хихикнул Седов.

— Вижу, что кирпичи! — разозлился Сорин. — Но зачем ими чемодан набивать?! Я выйду на улицу и дюжину таких найду!

— Не сердись, Юпитер, — улыбнулся Седов. — Вопрос предельно ясен. Имеем багаж девчонки-провинциалки. Дешевое белье, зонтик, плащ — приехала покорять Москву. Документы, деньги, видать, таскает на животе или в лифчике.

— А кирпичи? — обиделся Сорин. — Это зачем?

— А! Кирпичи?! — Седов зашелся в самодовольном смешке. — Кирпичи, я полагаю, ей подсунули провожающие. В шутку или от зависти перед ее прекрасным московским будущим. Чтоб не забывала родные края. Вот и все. Иного объяснения нет.