Кровавое шоу - [7]

— Не перегружай меня деталями раньше времени, — сварливо остановил его Сорин. — Сделай вывод.

— Вывод простой. После убийцы сюда проникла девица с железными нервами, попила чайку с тортиком и исчезла.

— А картина самого убийства? — спросил Сорин, хотя при следах мощного наркотика в бутылке она была стандартной, до злобной скуки знакомой.

— Опоили наркотиком, — пожал плечами Седов. — Положили в кровать. Выстрелили в череп. Вложили в руку пистолет. Что с вами сегодня, Всеволод Иванович?

— Настроение поганое, — качнул головой Сорин. — А скверно то, что без причин. Характер портится, к старости дело идет.

— Не путайте меня! — дернулся Седов. — Ваши пятьдесят еще далеко не старость! Просто вас злит, что следствие по делу Княжина будет складываться не из будничной, спокойной и обдуманной работы, а пройдет в сопровождении газетных истерик, пресс-конференций, всяких запросов и прочей мутотени. Сообщения в прессе, которые выжмут из следствия журналисты, никому, кроме преступников, не помогут.

— И то правда. — Он передернул плечами, словно пытался взбодриться и вернуть себе боевую форму. — Так где там Володин? Попробуем устроить мозговую атаку.

Но майор сам появился в кабинете, предупредительно пропустив впереди себя пожилую женщину, на руках у которой сидел ушастый рыжий спаниель и вертел из стороны в сторону носом.

— Всеволод Иванович, — сказал Володин. — Судя по всему, мы имеем в лице Анны Николаевны первого и весьма толкового свидетеля.

— Это не я, это Джина, — улыбнулась женщина, и стало ясно, что спаниель — единственная отрада одинокой старости.

— Анна Николаевна, — с непривычной мягкостью и вежливостью обратился Володин к женщине. — Присядьте и спокойно, толково, так же, как вы рассказывали мне, перескажите свое сообщение Всеволоду Ивановичу. Он у нас главный.

Женщина присела, положила собаку на колени и заговорила ровно, толково, хорошим языком. Сорин подумал, что лет тридцать своей жизни она проработала в школе и вела там русскую литературу или историю.

— Мы живем на четвертом этаже. Мы на сегодняшний день — это, к сожалению, только я и Джина. Она хорошая собака, правда, слегка избалованная, но это не ее вина. Спит она у меня в прихожей, у самых дверей, а поскольку в генетический код ее заложен охотничий инстинкт, то она предельно чуткая.

— То есть реагирует на всех, кто идет по лестнице? — уточнил Сорин.

— Совершенно правильно. Люди в основном пользуются лифтом, не берегут свое здоровье, а на лифт Джина не реагирует. Но, стоит кому-либо в любое время суток пойти по лестнице, Джина это фиксирует как непорядок в жизненном укладе. Начинает тявкать и суетиться. Теперь я буду краткой, но вступление было необходимо.

— Ничего, Анна Николаевна, время у нас есть, — сказал Сорин, смекнув, что если эта внимательная женщина сообщит какую-нибудь вовсе незначительную, крошечную деталь, то она будет абсолютным фактом, а не выдумкой тех свидетелей, которым жуть как хочется быть в этой роли, хотя проснулись они через час после свершения преступления.

— Сегодня ночью Джина поднимала меня дважды, — неторопливо продолжала Анна Николаевна и слегка засмущалась. — Видите ли, преступность у нас разгулялась, время тревожное, у меня ценностей больших нет, да и жизнь идет к закату, особенно за нее дрожать не приходится, но я привыкла к порядку. Просто к порядку и ничего более. Если Джина ночью лает, значит, на лестнице кто-то есть, значит, это беспорядок. Короче, в первый раз я выглянула на площадку после полуночи, было примерно двенадцать сорок, двенадцать пятьдесят. Ничего я не увидела, но мне показалось, что кто-то быстрым, легким, почти неслышным шагом взбежал наверх и стукнула дверь. Может, на шестом, может, на седьмом этаже, точно не скажу. Через час Джина снова заволновалась, я опять вышла на площадку и успела заметить, как ниже по лестнице спускается молодая девушка с чемоданом… Вам ведь нужен портрет? Боюсь, что помочь не смогу. Я видела ее сверху и со спины. Одета — джинсы, кроссовки, рубашка, куртеночка зеленовато-бежевого цвета. Огненно-рыжая! Просто пожар на голове. Чемодан — большой, какой-то нелепый, я бы сказала провинциальный. Я подумала, что она очень отважна — ночью появляться по нынешним временам с чемоданом на улицах Москвы, это, простите, надо иметь мужество и отвагу солдата или попасть в совершенно безвыходную, отчаянную ситуацию.

— Но, может быть, просто глупость? — улыбнулся Сорин.

— Да, — согласилась она. — Или незнание обстановки. Вот и все. Сколько бы вы мне еще вопросов ни задавали, ничего нового я не скажу.

— Подождите минутку, — сказал Сорин. — Я просто отпускать вас не хочу, мерзкие физиономии коллег так надоели, что пропадает всякое желание работать… Володин, вот что сделаем… Час ночи, девчонка с чемоданом на Мясницкой… Явление, скажем так, забавное.

— Понял, — подхватил майор. — Такая фигура могла привлечь патрульную машину. И вообще с этой дамой что-то могло произойти и даже наверняка произошло. Обзвоню ближайшие отделения милиции.

Он быстро прошел на кухню к телефону.

— Какого роста была девушка? Примерно?

— Высокая. Но не слишком. В баскетбольную команду ее бы не взяли. Думаю, где-то около метра семидесяти пяти. Ваши службы ее быстро найдут. Такой рыжей гривы в Москве не часто…