Кровавое шоу - [2]

— Аким Петрович! Я уже совсем здесь!

Никакого ответа — спал Аким Петрович во хмелю или не мог услышать из Парижа?

Надя скинула шляпу и двинулась вглубь. Первая комната оказалась квадратной, большой и строгой по убранству. Кабинет — письменный стол, книжные полки, железный ящик в углу, на стенах афиши. На каждой счастливые лица красавцев и красавиц, поющих и танцующих на российской эстраде. Всех их Надя знала и могла узнать по голосам, даже если б ей глаза завязали.

Из этой комнаты в другую вели высокие белые, с большой и красивой бронзовой ручкой двери, Надя толкнула их, заглянула и разглядела в бледном свете, льющемся через окно, что это спальня, почти три четверти комнаты занимала громадная кровать. Наде показалось, что под бледно-зеленым блестящим покрывалом кто-то лежит. Она открыла дверь пошире, свет из кабинета упал на кровать, и стало видно, что в постели действительно спит Аким Петрович.

Надя уже собралась осторожно разбудить его, но слова вдруг застряли у нее в горле. Она не сразу поняла, в чем дело, только ясно было, что здесь что-то не так, и даже очень не так…

Аким Петрович лежал, точнее, полусидел на кровати, подложив под спину несколько подушек. Голова его слегка склонилась к плечу, руки были вытянуты по зеленому покрывалу, но это казалось нормальным.

Совершенно ненормальным было то, что правая сторона лица Акима Петровича залита густо-красной, уже застывшей на шее и груди кровью. Один глаз продюсера был закрыт, а другой щурился, поблескивая под ресницами, будто бы стеклянный.

«Мертвый! — жестко ударило Наде в голову. — Убит, застрелил кто-то!»

От ужаса у нее сперва закружилась голова и упало сердце, потом оно подкатило к горлу и гулко стукнуло в голове.

Надя ринулась в прихожую, вылетела на лестничную площадку и, забыв про лифт, обрушилась вниз.

Потом она вдруг как-то ослабла и в изнеможении плюхнулась на ступеньки, трясясь от страха.

Господи, что же делать-то? Хватать чемодан да мчаться обратно в Челябинск?! На чемодан наплевать, но и оставлять его там, в прихожей Княжина, тоже нельзя! Однако хуже всего то, что в квартире убитого, где-то там, лежат ее паспорт и кассета, без которых жить невозможно. Да к тому же не дай Бог, по этим уликам ее разыщет милиция.

Так-то оно так, попыталась успокоиться Надя, но ведь милиция еще не явилась. И неизвестно, когда явится. Аким Петрович в таком виде, может быть, целую неделю лежит.

Скорее всего Надя вряд ли набралась духу, чтоб вернуться, но за дверьми на площадке, где она примостилась, громко затявкала собачонка, послышались шаркающие шаги, бормотание, загремели запоры.

Надя вскочила и ринулась назад — на седьмой этаж.

Дверь оставалась приоткрытой. Надя потихоньку скользнула в квартиру и плотно притворила за собой двери.

Ничего страшного, решила она. Надо спокойненько собраться, взять чемодан, выключить свет и смыться отсюда куда подальше. А можно и в ванне выкупаться, куда, собственно, торопиться? Да и не в этом дело! Главное — паспорт выручить и видеокассету найти. она-то и составляла Надино богатство, а точнее — была пропуском в ту жизнь, ради которой Надя покинула опостылевшую Челябу! Кассета, стоившая Наде золотых колечек, итальянских кожаных сапог и бобровой шубейки: вот сколько она заплатила, чтобы снять на пленку, как она танцует и поет в сопровождении самого лучшего городского оркестра из ресторана «Большой Урал». Паспорт и кассету надо было найти, иначе ничего не оставалось, как позорно и бесславно возвращаться домой, где никто ее не ждет, кроме рано постаревшей матери, да и та собралась свою однокомнатную квартиру обменять на дом в деревне.

Спокойно, Надька, сказала она сама себе, ну, нет Акима Петровича и нет, так ему, видать, на роду написано. А мне вместе с ним сгибнуть никак нельзя. Во всяком случае, в ванну залезать пока рановато — это подождет.

Она почувствовала, что ее жутко тянет еще раз взглянуть на Акима Петровича. Боязно до трясучки в коленках, но неведомая сила вновь потянула ее через кабинет, протолкнула сквозь белые с золотом двери. Остановилась она у кровати, покрытой зеленым блестящим покрывалом. Шелк, подумала Надя, настоящий шелк, платье из него получилось бы клевое.

Потом набралась сил и взглянула на Акима Петровича. Он как лежал, так и оставался лежать, никуда не делся при такой-то дырке у самого виска.

Надя заставила себя глянуть в лицо убиенного — Аким Петрович, казалось, насмешливо улыбался ей одним глазом. Он откинулся на подушки, горкой наваленные на высокую спинку кровати, над головой на стене, затянутой зеленоватой тканью, чем-то красным печатными крупными буквами было написано «ПРОЩАЙТЕ!». На вычурном столике рядом с кроватью Надя увидела то, чем это было написано: толстый красный фломастер без колпачка.

Так он же сам себя порешил! — поняла Надя. — Вот ведь, гад, не мог дождаться, пока она приедет, знал же, что она едет, в среду по телефону говорили, у нее уже на руках билет был! Хорошенькое дело! Написал «Прощайте!» и руки на себя наложил, а ей-то теперь что делать?

Она вернулась в кабинет, решив поискать паспорт и кассету в большом письменном столе о звериных лапах.