Кровавое безумие Восточного фронта - [58]
Вернувшись на наши позиции, мы убедились, что артобстрелы русских с каждым днем усиливаются, теперь они вели огонь даже в темное время суток. Но к атакам противник не переходил. Видимо, решили взять нас измором. Мы думали и гадали, сколько еще они будут продолжать подобную тактику. Очень коварно действовали русские, обстреливая из своих, как они их называли, «сорокапяток» — небольших пушек, стоявших сразу же за их линией обороны. Выстрел, и тут же разрыв. Даже не остается времени опомниться. В ясную погоду прилетали одномоторные, частично бронированные самолеты-штурмовики Ил-2, сбрасывали на нас мелкие осколочные бомбы и обстреливали из пулеметов. Если кто-нибудь из нас засматривался вслед улетавшему Ил-2, тот рисковал получить «прощальный салют» от стрелка, сидящего позади пилота и спиной к нему. От наших доблестных люфтваффе, увы, мы больше не получали поддержки. Вследствие острой нехватки боеприпасов мало было толку и от нашего артиллерийского дивизиона. Превосходство Красной Армии в тяжелых вооружениях оборачивалось ежедневными потерями личного состава как убитыми, так и ранеными. Убитых, как правило, доставляли на куске брезента только к утру. Гауптман Хойсель отправил в полк зашифрованную телефонограмму о потерях. Ряды рот редели непрерывно, а замена приходила скудная; соответственно, удлинялись и сроки боевого дежурства в окопах у пулеметов.
Наступила сырая, промозглая осень, зарядили бесконечные дожди. Все окопы залило водой. Хорошо хоть, что печь в землянке давала нам возможность просушить сапоги и одежду. Тогда со мной произошел совершенно уникальный за всю войну случай. Это было в начале ноября 1944 года. Как-то в первой половине дня на КП батальона заявилась симпатичная молодая особа в форме медсестры добровольной организации помощи тыла фронту. Она принесла с собой две сумки с сигаретами и маленькими бутылочками шнапса. Эти подарочки она пожелала лично раздать солдатам и непременно на передовой. Мы проводили ее к гауптману Хойселю, тот похвалил молодую женщину за мужество, но велел обязательно надеть каску и обуться в резиновые сапоги. Из-за густой копны волос надеть каску на голову было трудновато, так что волосы пришлось распустить по плечам. Мы с моим товарищем сопровождали нашу гостью. Там, где траншеи были не очень глубокими, приходилось просить нагнуться. Слава богу, на фронте в тот день стояло относительное затишье, если не считать эпизодических пулеметных очередей со стороны русских.
Когда мы прибыли на передовую, наши бойцы просто одурели. Даже не поняли, в каком тоне общаться с нежданной визитершей. Потом все же пришли в себя и даже осмелели. Один из них выдал следующее: «Ну, так как, дамочка, а ты бы рискнула на животе подползти к «иванам» на сотню метров?» (Позиции русских располагались всего в 100 метрах от наших.) Принесенные сигареты и шнапс тут же разошлись, одну сумку мы, правда, зажали для нашего ротного.
Когда мы вернулись на КП батальона, каска была снята, ее сменил милый сестринский чепчик, потом мы помогли смелой медсестричке стянуть жуткие резиновые сапоги. Капитан Хойсель поблагодарил ее за визит на фронт и пожелал благополучного возвращения домой. Мы проводили женщину до маленького автомобиля, стоявшего прямо возле нашего КП. Думаю, и этой сестре милосердия вовек не забыть экскурсии на передовую.
Убогие домишки вблизи линии фронта в районе излучины Вислы. 1944 год
Все чаще русские летчики на бреющем совершали облет наших позиций. Огня они не открывали, очевидно, фотографировали наши позиции, готовясь к наступательной операции. Наша артиллерия применила новый вид оружия под интригующим названием «наземные пикирующие». Это были крупнокалиберные реактивные снаряды. Шум от них был адский, как, впрочем, и убойная сила. Мы продолжали обустраивать и укреплять землянки. Перекрытие такой землянки состояло из двух рядов бревен, поверх которых насыпался толстый слой земли. Без постоянной помощи саперов роты и их специальных инструментов нам с этой работой ни за что бы не справиться. Перекрытие землянки должно было выдержать прямое попадание снарядов — мелких и средних. Хотя войсковой подвоз был стабильным, нам приходилось нелегко: день и ночь стоять в боевом охранении, успевать доставлять донесения, оборудовать позиции — это тебе не фунт изюму. Мои однополчане исхитрялись доставать пшеничную муку, сало, так что время от времени мы даже баловали себя лакомствами. Слово «достать» на языке фронтовиков означало «получить доступ к дефициту».
Мои товарищи из Аахена были весьма озабочены стремительным продвижением войск союзников с Запада. В разговорах в землянках всегда задавался один и тот же вопрос: сколько нам еще здесь в дерьме и грязи проливать кровь? Сколько еще нас должно подохнуть? Ведь исход войны был предрешен — это понимали все. Втихомолку мы желали ответственным за нее самого дурного конца, но выражать подобные мысли вслух опасались. Выпив приличную порцию шнапса, можно было на время позабыть о скотской жизни-, но ведь нужно было еще и в любую минуту быть готовым дать отпор противнику.
