Кровавое безумие Восточного фронта - [56]

Уже другой санитарный поезд доставил меня 21 февраля 1944 года в резервный госпиталь «Три короны» под Гельдерном.[15] Госпиталь для выздоравливающих и легко раненных представлял собой перестроенный танцевальный зал. Деревенские девушки баловали нас пирогами и дополнительным уходом. Ко мне даже приехали родители. Нет слов, как они обрадовались, увидев меня.

К Пасхе 1944 года я неожиданно ощутил жжение в руке, она покраснела и опухла. Потребовалась еще одна операция в военном госпитале Гельдерна, на этот раз под общим наркозом. Но я выдержал и это, и 5 июня 1944 года, подлечившись, был выписан из госпиталя как «фронтопригодный». После выписки из госпиталя последовал двухнедельный отпуск домой, но особой радости, как прежде, не было — очень уж изменилась жизнь. Я едва ли не ежедневно видел, как рвутся бомбы союзников, а наших истребителей нет и в помине. Все это действовало удручающе, как солдат, я чувствовал, что меня нагло пытались принести в жертву непонятно чему. По истечении отпуска я должен был явиться для доклада в казарму в Падерборн-Нойхаузе, откуда меня снова должны были отправить на Восточный фронт в составе вновь сформированной части. А вновь сформированную часть перебросили на плацдарм южнее Варшавы. Красная Армия уже перешагнула Вислу.

И еще один небольшой эпизод во время боя при отступлении из-под Ленинграда.

Пасмурным и очень холодным зимним днем января 1944 года я отправился на задание с донесением, когда вдруг услышал шум самолета, летящего на небольшой высоте. Мне был знаком этот звук, он принадлежал низкоскоростному русскому легкому самолету, который мы называли «дорожной гуделкой». Самолет летел прямо надо мной. Я прицелился из карабина, естественно, с упреждением, как нас учили, выстрелил и увидел, как из крыла самолета вырвало кусок обшивки. Стало быть, попал. Второй выстрел оказался неудачным. Втайне я надеялся подбить русский самолет из карабина, но пилоту повезло, что мои пули попали только в крыло. Эти небольшие легкие самолеты часто летали по ночам над нашими позициями. Бывало, подлетят, сбросят парочку осветительных ракет на парашютиках, снова уберутся, потом вырубят двигатель и, бесшумно приблизившись, киданут в свете догорающих ракет осколочные бомбы малой мощности на наши позиции. И пути войскового подвоза они тоже атаковали, прибегая к подобным уловкам.

Глава 10. Август 1944 года, снова отправка на Восточный фронт из Падерборн-Нойхауза, Баранувский плацдарм, южнее Варшавы. Позиционная война до 14 января 1945 года

Отпуск, полагавшийся мне для восстановления здоровья после зимнего ранения, пролетел незаметно, как и в прошлый раз. Между тем наступило лето, и я явился в Падерборн в запасную воинскую часть 18-го пехотного полка ополчения. 18-й полк входил в состав 6-й пехотной дивизии ополчения, действовавшей на центральном участке фронта. В этом симпатичном городке было полным-полно военных; вблизи находился знаменитый и нередко проклинаемый военный полигон «Зенне». Отец побывал там еще в Первую мировую войну и не раз приводил солдатскую поговорку тех времен: «Иисус Христос в гневе сотворил «Зенне», что под Падерборном». Как обычно, перед очередной отправкой на фронт проводилась общепехотная подготовка. Приходилось ежедневно до седьмого пота в жару имитировать атаки. Иногда для проведения учебных атак привлекались и настоящие танки типа «Тигр». Но поскольку в Германии отчаянно не хватало бензина, на учебных машинах стояли газогенераторные двигатели. И эти «тигры» с огромной трубой позади выглядели потешно. Однажды во время учений артиллеристы для создания условий, приближенных к боевым, произвели несколько выстрелов боевыми снарядами, и вышло так, что несколько снарядов разорвались в непосредственной близости от нас. Некоторые получили ранения, но тут же подкатили санитары и увезли их. За это командиру батареи наверняка досталось на орехи от начальства.

Был случай, когда меня вместе с другими товарищами откомандировали на товарную станцию в качестве вспомогательной рабсилы на погрузку танков. Танки типа «Тигр» из-за слишком широких гусениц не помещались на товарные платформы. Приходилось машины «переобувать» — надевать гусеницы поуже. И как только не могли предусмотреть подобные вещи? В общем, работа была дурацкая и на износ, и не только танкисты проклинали ее. Снимать широкие гусеницы еще куда ни шло. А вот надевать на металлические зубчатые колеса новые гусеницы — это уже потяжелее. Приходилось их на тросах протаскивать через верхний опорный ролик, а потом соединять. Надо сказать, танкисты справились с этим блестяще. Но все дело в том, что по прибытии на прифронтовую станцию назначения приходилось вновь менять узкие гусеницы на широкие.

20 июля 1944 года произошло покушение на Гитлера. В тот день ворота казармы наглухо закрыли и никого не выпускали. Да и в нашей казарменной жизни произошли кое-какие перемены. Теперь даже вермахту предписывалось приветствовать друг друга нацистским приветствием, как в СС, что казалось нам слишком обременительным — приходилось перестраиваться. Пехотинцы получили укороченные кожаные сапоги со шнуровкой, а прежние неудобные солдатские кованые сапоги канули в прошлое. Первоначально нас перебросили в 126-ю пехотную дивизию в Эстонию. Между тем Красной Армии удалось создать несколько плацдармов южнее Варшавы на западном берегу Вислы — обстановка стремительно менялась. Военная подготовка необстрелянной молодежи подходила к концу, а переброска на Вислинский фронт, напротив, приближалась.