Кровавая луна - [20]

– Для тебя, для тебя, все для тебя, – прошептал поэт, покинув останки Линды Деверсон и направляясь к своей машине, – моя душа, моя жизнь – все для тебя.

Глава 4

Сержант детективного отдела Ллойд Хопкинс отметил семнадцатую годовщину службы в департаменте полиции Лос-Анджелеса в своей обычной манере: захватил компьютерную распечатку недавних преступлений и отчеты о допросах на месте, составленные в участке Рэмпарт, после чего отправился в район своего детства. Ему хотелось вдохнуть воздух прошлого и настоящего с высоты семнадцатилетней службы по защите невинности.

Октябрьский день выдался облачным и теплым, почти жарким. Ллойд сел в свой «матадор» без опознавательных знаков на стоянке у центрального участка полиции и поехал на запад по бульвару Сансет, вспоминая прошедшие полтора с лишним десятилетия. Исполнились его заветные желания: у него была работа, жена и три чудесные дочки. Работа приносила ему и удовольствие, и волнение, и печаль. Семья была крепкой благодаря их с Дженис совместным усилиям. Дочери дарили ему чистую радость, и, не будь у него другого смысла в жизни, стоило жить хотя бы ради них. Правда, особых восторгов Ллойд не испытывал, но, охваченный ностальгическими воспоминаниями, великодушно приписан их отсутствие своей зрелости. Ему уже сорок, а не двадцать три. Последние семнадцать лет помогли осознать – твои запросы сильно уменьшаются по мере того, как ты осознаешь, насколько у всего остального человечества мозги набекрень. Приходится разрываться между сотнями вроде бы противоречащих друг другу устремлений, чтобы не дать угаснуть своей главной мечте.

А самая злая ирония состояла в том, подумал он, притормозив на красный свет на перекрестке Сансет и Эхо-парка и закрыв все окна в машине, чтобы отгородиться от уличного шума, что эти устремления – в полном противоречии с его пресвитерианским браком – всегда вели к женщинам. Этой иронии сильная, верная и стойкая Дженис никогда не поймет. Чувствуя, что его размышления заходят слишком далеко, Ллойд тронул машину с места и заговорил вслух. Ему хотелось выговориться, хотя вокруг никого не было.

– У нас ничего не вышло бы, Дженис, если бы я не мог время от времени вырываться на волю. Копились бы всякие мелочи, и в конце концов я бы просто взорвался. И ты бы меня возненавидела. Девочки стали бы меня ненавидеть. Вот почему я это делаю. Вот почему я… – Ллойд не смог заставить себя произнести слово «изменяю».

Он прервал свои размышления и въехал на стоянку у винного магазина. Потом вынул из кармана компьютерные распечатки и начал их просматривать.

Листы были розоватые с черным шрифтом, пробитые по краю перфорацией с вроде бы случайным расположением дырочек. Ллойд перелистал их, расположил в хронологическом порядке, начиная с пятнадцатого сентября 1982 года. Его разум, освободившийся от посторонних мыслей, просеивал короткие отчеты об изнасилованиях, ограблениях, магазинных кражах, случаях вандализма. Орудия преступлений – от дробовиков до бейсбольных бит – перечислялись скупо, с множеством сокращений. Ллойд перечитал отчеты трижды, чувствуя, как с каждым разом отдельные цифры и факты все глубже врезаются в память. Он мысленно благословил Эвелин Вуд и ее метод, позволявший ему поглощать печатный текст со скоростью три тысячи слов в минуту.

От рапортов он перешел к допросам на месте, касавшимся людей, остановленных на улице, задержанных на сорок восемь часов, допрошенных и отпущенных. Ллойд перечитал их четырежды, все больше убеждаясь, что тут должна быть какая-то связь. Он уже готовился перечитать документы еще раз, когда заметил эту связь, буквально бросающуюся в глаза. Лихорадочно перелистывая розоватые, скручивающиеся в рулоны листы, он нашел совпадение. Отчет от шестого октября 1982 года. Вооруженное ограбление.

Около половины двенадцатого ночи в четверг, шестого октября, бар «Черная кошка» на углу Сансет и Вандом ограбили два мексиканца. Возраст не установлен, лишь неопределенно замечено, что они были молоды. На головах шелковые чулки, маскирующие внешность, вооружены, как сказано в протоколе, «большими» револьверами. Заставили владельца запереть заведение, взломали кассу. Всех посетителей положили на пол лицом вниз, отобрали кошельки, портмоне и драгоценности. Через минуту сбежали, предупредив пострадавших, что «огневая поддержка» будет дежурить у бара еще двадцать минут. Перед уходом перерезали две телефонные линии. Бармен выбежал на улицу через пять минут. Никакой «огневой поддержки» не оказалось.

«Идиоты, – подумал Ллойд. – Рискуют минимум пятью годами максимум за тысячу долларов». Он перечитал рапорт, составленный патрульным участка Рэмпарт: «7 октября 1982 года, час ноль пять утра. Допрошены двое белых мужчин возле дома номер 2269 по Трейси-стрит. Они пили водку, сидя на крыле „файерберда“ последней модели, номер ХВС 027. Объяснили, что машина принадлежит не им, но они живут в этом доме. Мы с напарником обыскали их – чисто. Получили звонок по телефону, не успели выписать ордер». Ниже напечатано имя офицера.

Ллойд обдумал последние сведения. Грустно, что он лучше знает район, чем офицеры, которые его патрулируют. Дом номер 2269 по Трейси-стрит представлял собой воровской вертеп, сохранившийся с тех дней, когда Ллойд еще учился в средней школе двадцать лет назад. Практически дом для вышедших на свободу. Харизматичный бывший гангстер, спекулировавший с государственными фондами, растратил деньги местных агентств по социальному обеспечению. Когда запахло жареным, он продал дом старому другу из Фолсома, после чего дернул за границу, и никто его больше не видел. Друг живенько нанял хорошего адвоката, чтобы тот помог ему сохранить дом. Он выиграл битву в суде и начал торговать в старом деревянном здании качественной наркотой. Ллойд помнил, как его приятели по школе еще в пятидесятые покупали там косяки. Он знал, что дом продавали и перепродавали. Несколько раз тот переходил из одних бандитских рук в другие и стал известен по всей округе как «гангстерское подворье».