Кровавая лихорадка - [18]

Отработав всего один день, я поняла, что работа была гораздо сложнее, чем просто из редко выбить чек за покупки. Нужно было позаботиться о снабжении, заказать литературу, вести бухгалтерский учет, чтобы не разориться, а ведь еще были клиенты, которые частенько и сами не знали чего хотят.

В магазине конечно были классные товары, но кое-что просто необходимо было сменить. К примеру, кое-какие журналы продавать мы больше не станем, я не собираюсь тратить все свое драгоценное время и гонять малолеток от стойки с мужскими журналами.

Полки с женскими журналами нуждались в серьезной доработке. Я планировала добавить туда популярных журналов мод с привлекательными обложками. И конечно же, нужно было разнообразить отдел писчих принадлежностей. Ярко розовый фломастер был мой личный. Магазин Бэрронса предлагал покупателям обыкновенные карандаши и старомодные наборы перьевых ручек, такие которыми за целую вечность и одного письма не напишешь. Бэрронс по-видимому не понимал что краткость — ржу-нимагу, ИМХО, и т. д. — стала нормой, и в мире где все теперь супер-скоростное и беспроводное, никто не захочет пользоваться обыкновенным дозвоном.

У меня имелись свои причины, чтобы согласиться на эту работу: во-первых, в конце концов у меня закончатся деньги, скорее раньше, чем позже, а во-вторых — если Гарда начнет копать под меня, я смогу сослаться на работу как на причину своей вынужденной задержки в Дублине. Скажу им, что учусь как управлять своим собственным книжным у себя дома, в Америке.

Фиона увеличила свой рабочий день до абсурдного одиннадцати часового графика, я ни за какие коврижки не стану так работать. Так как я теперь здесь главная, то первым моим директорским решением было смена часов работы, теперь книжный открывался в такое время, чтобы я смогла спокойно выспаться и успеть сделать свои дела. Я решила, что это не проблема, и состояние мировой торговли от этого не пострадает.

Вендетта за мою сестру — и единственную кровную родственницу, насколько я знаю, но это неясное дело и все выяснить прямо сейчас я не смогу, придется ограничится звонком домой — была самым главным моим делом. Ну, месть и еще постараться выжить.

За сегодня в книжном было двадцать семь клиентов, не считая пацанов, которых я гоняла. Свободное время между обслуживанием покупателей и гонянием мальчишек я использовала с пользой, сперла себе из магазинной коллекции новый дневник, в кожаном переплете ручной работы, и сложила туда фотографии Алины в Дублине и в окрестностях, те, что нашла у Гроссмейстера.

Алина.

Господи, почему? Хотелось кричать. Почему именно она? В мире полно уродов — почему он не убил кого-то из них? Теперь, когда я узнала, что меня удочерили, я обиделась на Бога вдвойне. У других людей полно родственников. У меня была всего одна сестра.

Смогу ли я жить как раньше? Притупиться ли моя боль? Наверное, я никогда не перестану тосковать по Алине. Пустота в моем сердце, как-бы отчаянно я не стремилась ее заполнить хот чем-то, так и останется пустотой от потери близкого и родного человека. Пустоту внутри могла заполнить только Алина.

Но… возможно месть сгладит боль. Уничтожив того гада, который убил мою сестру, может боль перестанет так сильно терзать меня, утратит свою остроту, и я смогу жить не истекая кровью?

Наклеивая Алинины фотки в дневники я по новой разбередила себе душу, печаль снова охватила меня. Столько всего навалилось на меня за последние дни, что я просыпаясь утром уже не думала: «Алина мертва, как мне прожить день?». Раньше это было самым важным. В моей голове теперь крутились мысли, типы: «Вчера я ограбила мафию, и теперь меня убьют», или «Прикинь, а вампиры то на самом деле существуют», или «Может быть, что Бэрронс был бой-френдом моей сестры». Вот такие думы. К моему огромному облегчению неделю назад последний домысел оказался лишь пустой фантазией.

Теперь, когда странность — норма моей жизни, страдания и гнев в купе с желанием отомстить превратились в нечто слишком даже для меня.

Внутри проснулась Мак, которую я никогда раньше не знала. Я не могла заставить ее одеться. Я не могла уговорить ее принять душ. Она не годится для изысканного общества. Я не могла присвоить ни одну из ее мыслей. Моей единственной надеждой было то, что она будет молчать.

Первобытная маленькая дикарка, она жаждала крови. И она ненавидела розовый цвет.

Я уперлась ногами в пол.

— Ни за что. Я туда не пойду. Бэрронс, с ограблением могил покончено, и точка.

— Ручка не ваша.

— Чего? Какая еще ручка? — я думала мы обсуждаем разрушение надгробий, осквернении святой земли, и кражу, что само по себе было преступлением по мнению церкви и человечества. Про ручки мы закончили разговор еще по дороге сюда, и разговор о моем желании заказать новые, классные, тоже был закончен. Он слушал мою болтовню в ошеломленном молчании. Подозреваю, что мало кому из женщин удавалось его так обескуражить.

В конце концов он только спросил меня:

— Сколько я плачу вам за работу в моем книжном магазине?

В последнюю минуту я помедлила с суммой, которую еще раньше решила назвать. Когда он согласился, я чуть было не закричала от радости, но в этот самый момент он остановил «Вайпер» и я впервые смогла осмотреться.