Кровавая графиня - [57]

Шрифт
Интервал

Разбудил ее голос Илоны:

— Пойдем, голубка моя, я покажу тебе красивую куклу — с такой ты еще никогда не играла. Она вся железная…

Раскрытое предательство

Еще до рассвета Эржика с Михалом воротились в родной дом. С гулко бьющимся сердцем мчалась на скакуне Эржика, словно летела наперегонки со своими мыслями, выношенными ее воспаленным воображением.

Теперь она твердо верила, что Андрей Дрозд любит ее. Она поняла это, когда там, на косогоре, он обнял ее и горячо поцеловал в губы. Однако радость ее была неполной: что из того, что они любят друг друга, когда между ними такая пропасть? Она — дворянская дочь, а он — разбойник, которому никогда не дано знать, доживет ли до утра. Добросердные дамы ищут для нее по дворянским усадьбам знатного и богатого жениха, между тем как чахтицкая госпожа вынашивает против Андрея Дрозда самые что ни на есть жестокие замыслы.

Михал едва поспевал за ней. Хотя сердце юноши не было изранено любовью, глубокая печаль сжимала его. Он тщетно превозмогал себя, пытаясь избавиться от какой-то совершенно непонятной ревности. Эржика счастлива, она любит и любима, а вот для него ее счастье оборачивается подлинной мукой. Он тщетно осуждал и казнил себя.

Никто в доме не заметил их отсутствия, батрак, не желая разгневать молодого господина, предпочел держать язык за зубами. Они неслышно прокрались в свои комнаты и, уставшие, обессиленные волнениями, насквозь промерзшие, мгновенно уснули.

Но едва взошло солнце, как их разбудил дикий крик. Они вскочили, прислушались.

Беньямин Приборский, человек тихий и смирный, вопил сейчас, точно полоумный:

— Ты кого должен слушать, червяк ничтожный?

При этом слышались звучные шлепки — нетрудно было догадаться, что это затрещины, да такие, какие могла отвешивать разве что могучая и широкая ладонь отца.

Михалу удалось еще заметить уходившего со двора гайдука. Он стремглав понесся к Эржике.

— Нас предали! — взволнованно сообщил он. — Вон, смотри, со двора уходит гайдук чахтицкой госпожи, он видел нас и примчался сюда, чтобы сообщить об этом. А в горнице достается батраку за то, что умолчал о нашей ночной вылазке.

Тут же следом к ним вошла Мария Приборская. Она бросилась к дочке, чтобы, казалось, поцеловать ее, как делала каждое утро, но от ее вида веяло непривычной строгостью.

— Что же вы натворили, неслухи этакие?! Идемте, отец зовет вас.

Беньямин Приборский как раз выдворял пинком батрака, и лицо его было алым, как униформа гайдука, который только что поведал о ночном приключении Эржики и Михала. Дело в том, что сей храбрец слишком дорожил своей шкурой, и как только началась схватка с разбойниками, он отполз с поля боя и спрятался на косогоре, справедливо полагая, что куда приятнее наблюдать драку, нежели в ней участвовать. Так получилось, что увидел он не только бой, но и Эржику с Михалом, и стал свидетелем ее выстрела и всего того, что за ним последовало. Беньямин Приборский изрядно вознаградил его за это известие и еще того больше — за обещание молчать о виденном.

— Где вы шлялись ночью без моего ведома и дозволения? — напустился отец на перепуганных детей.

— В Чахтицах, — ответил Михал, который ради сестры пошел даже на ложь иначе он ни за что не соврал бы, даже будучи уверенным, что тем самым защитит себя от родительского гнева.

— А что вам там понадобилось?

Михал молчал — он ни за что на свете не открыл бы тайны Эржики.

— Что вам там понадобилось? — повторил отец.

— Интересно было посмотреть, что там творится, ведь со всех сторон туда повалили гайдуки и пандуры, — опять соврал Михал, и лицо его залил румянец.

— Ага, стало быть, вам интересно было, — усмехнулся отец и угрожающе надвинулся на сына.

Мать уже знала, что за этим последует. Тихий и смирный человек, Беньямин Приборский бывал все же страшен, когда разъярялся. Она уже решила было встать между отцом и сыном, но Эржика опередила ее.

— Отец, — вытянулась она перед отцом, — не сердись на Михала. Он здесь ни при чем. Это я уговорила его ехать со мной.

Казалось, возмущение Беньямина Приборского слегка улеглось: он безмолвно уставился на Эржику. Смелое и открытое признание девушки озадачило его. Но он по-прежнему кипел гневом и с трудом сдерживал себя.

— А что тебя влекло в эти Чахтицы? Какой черт тебя подбил шататься по ночам и подвергать себя и брата невообразимой опасности? — злобно дознавался он.

Она молчала. Только кровь приливала к лицу и огнем полыхали щеки. Мария Приборская не знала, что делать, хотелось ей охладить гнев мужа, но она по опыту знала: каждое слово лишь подольет масла в огонь. А Михал, стоявший позади Эржики, дрожал от волнения и отчаянно придумывал, как бы обратить на себя гнев отца.

— Так что тебе в Чахтицах понадобилось? Я все хочу знать! — кричал Беньямин Приборский.

Эржика продолжала молчать.

— Все, что видел гайдук там, на косогоре, действительно правда? — нетерпеливо допытывался отец.

— Я не знаю, что видел гайдук, отец, — спокойно ответила Эржика. — Но если он вам сказал, что я люблю Андрея Дрозда, что на поле боя меня погнали страх за его жизнь и желание помочь ему уйти от опасности, то тогда он сказал правду.


Рекомендуем почитать
А. Разумовский: Ночной император

Об одном из самых известных людей российской истории, фаворите императрицы Елизаветы Петровны, графе Алексее Григорьевиче Разумовском (1709–1771) рассказывает роман современного писателя А. Савеличева.


Уманский «котел»: Трагедия 6-й и 12-й армий

В конце июля – начале августа 1941 года в районе украинского города Умань были окружены и почти полностью уничтожены 6-я и 12-я армии Южного фронта. Уманский «котел» стал одним из крупнейших поражений Красной Армии. В «котле» «сгорело» 6 советских корпусов и 17 дивизий, безвозвратные потери составили 18,5 тысяч человек, а более 100 тысяч красноармейцев попали в плен. Многие из них затем погибнут в глиняном карьере, лагере военнопленных, известном как «Уманская яма». В плену помимо двух командующих армиями – генерал-лейтенанта Музыченко и генерал-майора Понеделина (после войны расстрелянного по приговору Военной коллегии Верховного Суда) – оказались четыре командира корпусов и одиннадцать командиров дивизий.


Нити судеб человеческих. Часть 2. Красная ртуть

 Эта книга является 2-й частью романа "Нити судеб человеческих". В ней описываются события, охватывающие годы с конца сороковых до конца шестидесятых. За это время в стране произошли большие изменения, но надежды людей на достойное существование не осуществились в должной степени. Необычные повороты в судьбах героев романа, побеждающих силой дружбы и любви смерть и неволю, переплетаются с загадочными мистическими явлениями.


Рельсы жизни моей. Книга 2. Курский край

Во второй книге дилогии «Рельсы жизни моей» Виталий Hиколаевич Фёдоров продолжает рассказывать нам историю своей жизни, начиная с 1969 года. Когда-то он был босоногим мальчишкой, который рос в глухом удмуртском селе. А теперь, пройдя суровую школу возмужания, стал главой семьи, любящим супругом и отцом, несущим на своих плечах ответственность за близких людей.Железная дорога, ставшая неотъемлемой частью его жизни, преподнесёт ещё немало плохих и хороших сюрпризов, не раз заставит огорчаться, удивляться или веселиться.


Миссис Шекспир. Полное собрание сочинений

Герой этой книги — Вильям Шекспир, увиденный глазами его жены, женщины простой, строптивой, но так и не укрощенной, щедро наделенной природным умом, здравым смыслом и чувством юмора. Перед нами как бы ее дневник, в котором прославленный поэт и драматург теряет величие, но обретает новые, совершенно неожиданные черты. Елизаветинская Англия, любимая эпоха Роберта Ная, известного поэта и автора исторических романов, предстает в этом оригинальном произведении с удивительной яркостью и живостью.


Щенки. Проза 1930–50-х годов

В книге впервые публикуется центральное произведение художника и поэта Павла Яковлевича Зальцмана (1912–1985) – незаконченный роман «Щенки», дающий поразительную по своей силе и убедительности панораму эпохи Гражданской войны и совмещающий в себе черты литературной фантасмагории, мистики, авангардного эксперимента и реалистической экспрессии. Рассказы 1940–50-х гг. и повесть «Memento» позволяют взглянуть на творчество Зальцмана под другим углом и понять, почему открытие этого автора «заставляет в известной мере перестраивать всю историю русской литературы XX века» (В.