Кровь Заката - [51]

Если он выставит навязанную «сестру» из Тагэре, и север и юг воспримут это как объявление войны, а он пока не уверен, что война нужна. У них одна страна, один язык, одна вера, в конце концов! Хотя лично он, Шарль Тагэре, и не в восторге от Церкви нашей Единой и Единственной и тем более антонианцев и циалианок. Но если уж вынимать меч, то для защиты, а не для нападения. Пусть начинают Лумэны, но как же не хочется принимать в собственном доме ханжу, да еще умеющую колдовать!

Правду сказать, герцог просто боялся, боялся вновь пережить тот ужас, который свалился на него двенадцать лет назад. Если бы не взявшаяся невесть откуда ведьма, его давно бы уморили в каком-нибудь дюзе, а до этого он бы прилюдно каялся в несуществующих грехах и рвал на себе волосы. Шарль дорого бы дал за то, чтобы рядом с ним оказалась Геро, но женщина-кошка с тех самых пор не давала о себе знать и вряд ли будет столь любезна, чтобы объявиться именно сегодня. Вздохнув, герцог изобразил на лице нечто, отдаленно напоминающее любезную улыбку, и подъехал к циалианцам.

– Судьбе было угодно, чтобы я встретил вас еще за пределами замка. Надеюсь, дорога была легкой?

– Благодарю вас, монсигнор Тагэре. – Женщина в белом, откинув капюшон плаща, серьезно и немного испуганно посмотрела на герцога, и он утонул в огромных синих глазах.

А Сола-Анастазия, как ни силилась, не могла отвести взгляд от хозяина замка. Сердце билось в груди, как бьется о стекло залетевшая в комнату бабочка, а вот пошевелить языком девушка была не в силах. К счастью, властитель Тагэре не ждал от нее ответа. Герцог спешился и, как того требовали приличия, взял лошадку знатной гостьи под уздцы, чтобы провести ее по опущенному наконец мосту. Анастазия видела широкие плечи герцога, выбивающиеся из-под берета светлые волосы, точеный профиль. Казалось бы, ничего не произошло, но жизнь Соланж Ноар, во иночестве Анастазии, разделилась на две части: ту, которая была до этой встречи, и новую, страшную и стремительную.

2862 год от В.И.

Вечер 15-го дня месяца Медведя.

Арция. Мунт

Красотка Пепита уже не первый раз поглядывала на седого нобиля, сидевшего в углу таверны. Он пил, не закусывая, и, похоже, не пьянел. Деньги у него водились. Пепита сама видела, как он бросил хозяину «Щедрого нобиля» полновесный аур и не взял сдачи, но, даже не будь у седого денег, Пепита с удовольствием бы разделила его одиночество. Иногда можно и для себя пожить, не все деньги зарабатывать. Девушка взъерошила и без того буйные кудри и подсела к приглянувшемуся ей гостю.

– Монсигнор скучает?

– Скучаю? – Седой поднял глаза, голубые и неимоверно огромные. – Нет, красавица, я не скучаю.

– Ну, вот, – надула губки Пепита, – а я думала, сигнор угостит девушку вином.

– Почему нет? – Гость, слегка усмехнувшись, махнул рукой трактирщику, подлетевшему с быстротой молнии.

– Монсигнор…

– Найдите красавице столик поудобнее и принесите ей все, что она захочет, – седой бросил на стол еще один аур, да не нынешний, а полновесный, старинный, – для начала вина и от меня букет роз, что ли….

Окрыленный трактирщик (еще бы, недельная выручка за вечер!) умчался исполнять заказ, а Пепита привычно блеснула зубами и вдруг почувствовала, что вот-вот расплачется.

Незнакомец вновь поднял на нее чудны́е глаза:

– Спасибо тебе, красавица, но я останусь один. Так надо, а ты живи и радуйся… И возьми вот на память.

Упавшее на стол жемчужное ожерелье подошло бы и королеве, но Пепиту оно отчего-то не обрадовало. Она только молча покачала кудрявой головой.

– Бери, – повторил седой, вкладывая жемчуг в руку девушки.

Жар, исходивший из его ладоней, буквально прожег ее насквозь, она сжала зубы, а потом выпалила:

– Может, потом? Я подождать могу. Сколько нужно…

– Столько не живут, не только не ждут. – Голубые глаза были серьезными и спокойными. – Уходи, прошу тебя.

Пепита ушла. Столик был готов, но она не захотела остаться, только взяла охапку роз, которую притащил спешно отряженный за цветами поваренок. Седой проводил девушку взглядом и снова уткнулся в свой кувшин. Люди входили и выходили. Несколько раз подходил хозяин, спрашивая, не нужно ли чего монсигнору, и, кляняясь, уходил, получив за труды еще монету. Кувшин сменили два раза, но незнакомец и не думал пьянеть, взгляд удивительных глаз оставался все таким же ясным и отрешенным. Около полуночи дверь открылась, пропуская человека средних лет в одежде странствующего менестреля. Прищурясь, вошедший оглядел полутемный зал и решительно направился в угол. Хозяин насторожился, полагая, что седой спровадит певца точно так же, как до этого Пепиту, но они вроде бы поладили, во всяком случае гость потребовал еще вина, мяса и второй кубок. Нечего и говорить, что все появилось тотчас же. За таких гостей мэтр Тома́ готов был душу Проклятому заложить.

2862 год от В.И.

Вечер 15-го дня месяца Медведя.

Арция. Мунт

Агнеса волновалась. Очень волновалась. Еще бы, сегодня она станет женщиной. На четвертый год замужества, сказать бы кому, не поверят, но это так… Отец и мать держали ее в ежовых рукавицах, да, правду сказать, ее благосклонности никто особенно и не добивался. Брак с ней еще мог устроить некоторых нобилей, желающих породниться с королевской фамилией, но о любви, тем паче запретной, и речи не было. Ей, впрочем, никто тоже особенно не нравился. Она куда чаще думала о троне, чем о поцелуях украдкой в розовом саду, потому-то, когда ей объявили о том, что ее руки просит король Арции, она не раздумывала. Про Пьера Агнеса знала только то, что он старше ее, но ненамного. Последнее радовало, иметь в мужьях старика Агнесе не хотелось, равно как и бедного родственника, польстившегося на ее положение, тем паче приданое у нее было не ахти какое. Однако, как выяснилось, возраст – это еще не самый большой недостаток, который может быть у мужчины. Ее, с позволения сказать, муж оказался полнейшим чучелом, над которым открыто смеялись на улицах и тайно во дворце, который жил своей жизнью.