Кровь за кровь - [7]

Карманные часы Мартина всё так же отсчитывали секунды, их шестерёнки скрежетали в тишине комнаты. Тик, так, тик, так – фюрер обрушивается на пол. Тик, так, тик – кровь расползается по груди Гитлера, просачивается сквозь ткань и преображается в точки на экране телевизора.

Репортаж прервался, сменившись помехами.

Феликс уронил руки, отпуская стянутый на коленях узел. Он подобрал часы Мартина и захлопнул крышку, даже не посмотрев на время. Неважно, который сейчас час. Уже слишком поздно.

Останавливать больше нечего.

Из комнаты Адель был виден бальный зал. Он был далёким зданием с медно-красной крышей, но, складывая часы в нагрудный карман формы Гитлерюгенд, Феликс по-прежнему слышал выстрелы. За ними последовали крики, вновь перемежающиеся стрельбой.

Феликс пытался не думать, что означает каждый выстрел. Пытался не представлять, как тело сестры падает рядом с трупом Гитлера, и кровь смешивается с алым узором её кимоно. Не видеть рядом с могилой Мартина её могилу.

О чём он только думает? У Адель вообще не будет могилы. Не после того, что она совершила. Ни у кого из Вольфов не будет. С этого самого мгновения судьба семьи Вольф предрешена: она будет стёрта с лица земли. Все упоминания о том, что они когда-либо существовали, будут сожжены членами СС. Забыты ныне и во веки веков. Аминь.

И Феликс ничего – ничего – не мог сделать, чтобы их спасти.

Он может остаться здесь. Эту комнату СС обыщут в первую очередь. Если они найдут его…

Феликс рванул связывающую ноги ткань, но чем быстрее он старался избавиться от узла, тем сильнее тот запутывался – двойной, тройной, десятерной. Он вновь подполз к пружинам, зацепил первый перекрученный кусок ткани за изогнутый конец металла и принялся пилить.

Одна полоса сдалась.

Выстрелы стихли. Экран телевизора всё так же гудел электрическим шумом.

С двумя полосами покончено.

Он слышит приближающиеся шаги или стук своего сердца?

Едва третья скрученная полоса простыни отпустила ноги Феликса, как дверь распахнулась.

Значит, всё же шаги. На пороге стояли трое мужчин. Все одеты в строгую чёрную форму СС. У всех стволы Люгеров направлены прямо ему в лицо.

Феликс поднял руки над головой. Он весьма хорошо ощутил собственные эмоции: страх, разнёсшийся теплом мочи на промежности; шок, дрожащий под ногтями на кончиках пальцев.

Лидер группы нахмурился. Взгляд его серых глаз прочёсывал комнату, пытаясь разобраться в значении истерзанных простыней, мерцающего телевизора и парня, сидящего посреди всего этого.

– Взять его! – рявкнул он солдату слева, потом повернулся к правому. – Обыскать комнату.

Первый мужчина вздёрнул Феликса на ноги, опять сковывая ему руки за спиной. Второй – упитанный солдат с соломенными волосами и носом картошкой – держал Люгер наготове, проверяя самые очевидные места укрытий: под кроватью, за шторами.

Они всё ещё ищут Адель. Облегчение… Феликс не должен был ощущать, как оно мчится вниз по горлу, прорубая новые дорожки в его сердце. Но это чувство было с ним, давало надежду, что каким-то образом – в мешанине выстрелов и криков – сестре удалось сбежать.

– Её здесь нет, штандартенфюрер Баш, – объявил второй солдат из уборной, завершив осмотр.

Баш, казалось, не был удивлён или раздосадован новостями. Он выудил из кармана девственно-белый платок и кашлянул в него. Одиночно, сухо.

– Нет, – сказал он, когда прочистил горло. – И не могло быть. Вы сами видели, как в зале она выскочила из окна. Девчонка подготовилась.

Нос Картошкой вернулся в комнату, составляя список увиденного.

– Одежда, телефон, кисти для макияжа… не похоже, чтобы она оставила что-нибудь полезное.

– Ах да, – Баш обернулся. В свете телевизора мелькнула эмблема Адамовой головы[1] на фуражке военного: треснутый череп, перекрещенные кости, хитрая ухмылка. В глазах под козырьком была схожая смесь смерти и торжества, когда мужчина обратил их на Феликса. – Я бы не был так в этом уверен.

Глава 3

Если соблюдены все условия – в ясный прохладный день, на равнинной, не заросшей деревьями местности, – звук обычного пистолетного выстрела может разнестись на несколько километров. Звуковая волна от выпущенной Яэль пули разлетелась намного дальше. За долю секунды прорываясь сквозь кабели и радиоволны из Токио в Германию/Лондон/Рим/Каир/повсюду, где имелся включенный телевизор.

Мир услышал его. Люди всех национальностей, цветов и религий… арийские матери и отцы с выводками блондинистых детишек, лысеющий кальянщик в Каире, прыщавый подросток в Риме. Многие смотрели на экран – распахнутые рты, ошеломлённые глаза – и пытались осознать, что произошло. Другие понимали. Это был сигнал, которого все ждали.

Одна из них, кудрявая полька по имени Хенрика, даже улыбнулась телевизору, прошептав: «Моя девочка», – а потом встала и приступила к работе.

Многие годы подвал пивной Хенрики был нервным центром Сопротивления: передача сообщений между ячейками, оценка готовности каждой территории, обеспечение приюта для агентов и безопасного места для генерала Эрвина Райнигера и других мятежных офицеров из национал-социалистов для обсуждения военных операций.

Между старыми энциклопедиями с потрескавшимися корешками стояла пара радиоприёмников, ожидающих сообщений со всех концов гибнущего Рейха. Каждый приёмник был оборудован «Энигмой», призванной защищать радиочастоту разговоров Сопротивления от посторонних ушей путем шифрования исходящих сообщений и расшифровки ответов. Годами эти аппараты стояли в безмолвии. Теперь с них смели пыль, подключили и настроили. Четыре агента Сопротивления сидели рядом с приёмниками, их напряжение было физически ощутимо. Бригитта, единственная женщина в комнате, кроме Хенрики, выложила рядом с блокнотом не один, а целых два остро отточенных карандаша, приготовившись расшифровывать сообщения. Был и третий, воткнутый в пучок её медовых волос. Йохан уже успел надеть наушники. Райнхард и Каспер рассматривали карту подконтрольного Оси мира, делая ставки, какая территория освободится первой.