Кровь слепа - [136]

Захватив Абдуллу, он отправился домой. Энкарнасьон накормила их. Фалькон выключил мобильники и выдернул шнур домашнего телефона. Он лег спать и проспал без просыпу весь день и всю ночь.

На следующее утро он осмотрел и обработал рану Абдуллы, не спеша позавтракал в патио, любуясь узором мраморных плит пола. В полдень он позвонил Хорхе и спросил, что слышно с анализом ДНК.

— Большие совпадения с ДНК Рауля Хименеса, — сказал Хорхе. — Проба, которую ты передал мне, могла бы принадлежать его сыну. Тебе это что-нибудь говорит?

— Это интересно.

— Тебя также должно заинтересовать, что твои подчиненные оказались на высоте. Прошлой ночью в Торремолиносе они арестовали двух инспекторов строительной комиссии, которые фигурировали на лукьяновских дисках. Им уже предъявлено обвинение в причастности к заговору, ставшему причиной взрыва, — сказал Хорхе. — А сегодня утром они задержали владельца небольшой гостиницы в Альмерии, оказавшегося по профессии электриком, к тому же прошедшего армейскую тренировку в качестве взрывника. Днем его доставят в Севилью. Рамирес пытался до тебя дозвониться, а комиссар Эльвира рвет и мечет, не зная, где ты. Я не проговорился.

Дав отбой, Фалькон позвонил Консуэло.

Дарио играл в бассейне с братьями и друзьями.

— Все произошедшее, кажется, вовсе его не затронуло, — изумленно пояснила Консуэло. — Я собиралась попросить Алисию побеседовать с ним, но боюсь, что это может его только расстроить.

— Посмотрим, что скажет Алисия. Повременим, — сказал Фалькон.

Он рассказал ей о сходстве ДНК Бараката и Рауля. Консуэло не могла представить себе, каким образом ее покойный муж Рауль Хименес может являться отцом Мустафы Бараката.

— Причина, по которой Раулю еще в пятидесятые годы спешно пришлось покинуть Марокко, заключается в том, что от него забеременела двенадцатилетняя дочь Абдуллы Диури-старшего. Диури-старший потребовал, чтобы Рауль женился на девочке и тем спас честь семьи. Но жениться Рауль не мог, будучи уже женатым, и он предпочел бежать. Диури отомстил ему, выкрав его младшего сына Артуро. И не совсем понятно почему — из чувства ли вины или же просто потому, что полюбил мальчика, Диури воспитывал его как собственного сына вместе с родными сыновьями и дал ему свою фамилию. Так Артуро Хименес превратился в Якоба Диури. Но поскольку двенадцатилетняя дочь Диури опозорила семью, ее собственный сын от Рауля не получил фамилию Диури. При этом Диури-старший не отверг его окончательно. Тесная связь между семействами Баракат и Диури восходит к тому времени, когда мальчик был принят в семью, хотя и звался Мустафой Баракатом.

— У не очень хорошего человека такое его положение могло вызвать скрытую ненависть, — заметила Консуэло.

— И как, по-твоему, должен был относиться Мустафа Баракат к Якобу Диури?

— Вообрази только всю ту горечь, что чувствовала бедная девушка, которую изнасиловали, а затем прогнали из собственного дома, видя, с какой легкостью Якоб вошел в семью, в которой родному ее сыну не оказалось достойного места.

— Не здесь ли источник терроризма?

Вечером Консуэло пригласила Фалькона на ужин, попросив его привезти и Абдуллу.

Фалькон ехал в тюрьму в Алькала-де-Гвадаире. Предварительно он известил о своем приезде, и Кальдерон уже ждал его в комнате для свиданий. Он не курил, и руки его лежали на столе сцепленными, чтобы унять дрожь. Лицо его и на этот раз выглядело осунувшимся, но уже не таким изможденным, как при первом их свидании. Свойственную ему самоуверенность он утратил, но обрел некоторое спокойствие.

— Ты уже слышал, — сказал Фалькон.

— Вчера меня навестил мой адвокат, — кивнув, сказал Кальдерон. — Обвинения в насильственных действиях с меня не сняты, но…

Он не докончил фразы и покосился в высокое зарешеченное окно.

— Тебе будет дарована жизнь.

— В конечном счете да, — сказал Кальдерон. — Но это будет другая жизнь. Об этом я уж позабочусь.

— Как проходят твои встречи с Алисией Агуадо?

— Трудно проходят, — сказал Кальдерон. Откинувшись назад, он обхватил руками колено. — Я все время думаю о себе, и одолевающие меня при этом мысли не всегда приятны. Знаешь, Алисия сказала на последней нашей встрече, что ее пациенты-мужчины не склонны так копаться в себе, как это делаю я. А я ответил ей, что никогда еще в своей жизни мне так долго не приходилось противиться правде и бороться с ней, как я делаю это сейчас. А ведь я юрист, Хавьер.

Они посмеялись.

— А еще я много думал о тебе. И мне кажется, что я должен кое-что тебе объяснить.

— Это вовсе не обязательно, Эстебан.

— Знаю, но ты сам навел меня на это, когда стал расспрашивать о наших беседах с Алисией, а наши с тобой судьбы так переплелись через Инес и Марису, что, по-моему, сейчас стоит прояснить некоторые вещи, если ты готов меня выслушать. Выглядеть я буду при этом не очень красиво, но тебе не привыкать.

Наступила пауза, во время которой Кальдерон, казалось, собирается с духом.

— Как ты знаешь, четыре года назад карьера моя едва не окончилась крахом. Понадобились все мои родственные связи и связи Инес, чтобы мне удержаться в профессии. Инес повела себя безукоризненно. Она была стойкой и мужественной, я же выглядел слабаком. И как тебе известно из опыта твоего общения с убийцами, слабый человек, ненавидя себя за свою слабость, может проявлять жестокость и агрессивность, и чувства, которые, по логике, должны быть обращены на него самого, он неизбежно обращает на самого близкого ему человека.