Кровь - [37]

Кольский посмотрел на Светлану Петровну, но догадался по выражению ее лица, что она такого сказать не могла. Да и голос был мужской, но на этот раз незнакомый, хотя… «Хотя голос Самоцветова похож немного, но я с ним не общался до звонка. Придет — поглядим! Но что же это такое происходит? Звуковые галлюцинации? Пора к психоаналитику», — покачал он головой и решил пока не обращать на посторонние голоса никакого внимания. А мысль продолжил. «Евдокимов знал. Он все знал. Что они за люди, эти плательщики, да и люди ли?», — вопрос, как обычно, повис в воздухе, и это заставило его вернуться от философии к делам.

— Подготовьте приказ, где отразите тарифы в условных единицах, как нынче это принято.

— Мы потеряем пятнадцать процентов доходов.

Кольский внимательно посмотрел на своего заместителя, подумав в очередной раз:

«Робот, а не человек. Никаких эмоций. Кровь — не кровь, ей все равно. Но ведь поэтому она здесь».

— Я понимаю, — терпеливо начал разъяснять Евгений Дмитриевич, — но нам платят за количество. Это значит, что, когда мы недоплачиваем донорам и они перестают сдавать кровь, мы теряем оборот. Если же количество доноров увеличивается, то все, что вы говорите о потерях, нивелируется, если к тому же не увеличивает прибыльную часть. Это нужно считать, но я и без расчетов понимаю, что это так. Видите?

Светлана Петровна наклонилась к папке и посмотрела на те цифры, в которые тыкал Кольский.

— Это полгода назад. А это теперь.

— Похоже, вы правы.

— Готовьте приказ.

— Хорошо, Евгений Дмитриевич.

— Что-нибудь еще?

В этот момент зажглась кнопка селектора.

— Да, Вера.

— Пришел Самоцветов.

— Когда Светлана Петровна выйдет, пригласи его, — он уже хотел отключиться, но вспомнил, — алло, алло, Верочка, и приготовь нам с Самоцветовым кофе.

— Поняла.

Заместитель, молча ожидавшая окончания разговора, сказала:

— Евгений Дмитриевич, у меня к вам личный вопрос.

— Слушаю. — Кольский не любил личных вопросов. Они заставляли его отвлекаться от дел и мыслей, которые он считал поважнее множества чужих проблем. К тому же, личный вопрос — это всегда деньги, его деньги или его фирмы… да — какая разница, в конце концов!

— У моей дочери родилась двойня: мальчик и девочка, — начала Светлана Петровна.

— Вот как? — прервал ее Евгений Дмитриевич, изобразив радость, — так вы у нас дважды бабушка теперь!

— Да, — слабо улыбнулась та в ответ.

— Это надо отметить. — Кольский уже понимал, к чему идет разговор, и уже принял решение.

— Мы обязательно это сделаем не позже завтрашнего дня, но у меня возникла жилищная проблема.

— Ах, конечно. Как я сразу не догадался?

— Врать нехорошо! — снова раздался безапелляционный мужской голос.

«Не лезь не в свое дело!», — отмахнулся от него Кольский.

— Здесь все дела мои! — прозвучал ответ, и Евгений Дмитриевич не стал спорить.

«Не совсем же я идиот, спорить сам с собой! Что люди-то подумают?».

И, несмотря на то, что голос опять встрял с комментарием: «Субъект не может спорить сам с собой. Он может спорить с другим субъектом внутри объекта, что делает его объектом», — Евгений Дмитриевич вернулся к своему заместителю.

— Светлана Петровна, я очень рад за вас, но пока не могу вам помочь. Вы же сами видите: обороты упали. Наберем прежний объем, вернемся к этому разговору. Хорошо?

— Интересно, какого ответа ты ждешь? — не унимался голос.

— Конечно, Евгений Дмитриевич. Я понимаю. Извините, — стушевалась заместитель, в глубине души надеявшаяся, что на этот раз шеф изменит своим принципам.

— Это вы меня извините.

«Ах, какие мы вежливые», — раздалось саркастическое замечание, добившись того, что хозяин кабинета вынужден был молча закрыть глаза и бороться с возникшим раздражением даже тогда, когда посетитель в кабинете сменился.

Услышав легкое покашливание, он открыл глаза, смущенно улыбнулся и вышел из-за стола навстречу Самоцветову.

— Здравствуйте, Анатолий Петрович!

— Добрый день, Евгений Дмитриевич!

— Много о вас наслышан, — сказал Кольский, прислушиваясь к чужому тембру и понимая, что это именно тот голос, который его терроризировал еще две минуты назад. Однако вернувшееся по этому поводу раздражение нужно было скрывать.

— Немного людей может похвалиться осведомленностью в отношении полковника СБ, — со скрытым за комплиментом сарказмом ответил Самоцветов.

— Что ж, у меня такая работа. Вы, кстати, знаете, чем я занимаюсь? — поинтересовался Евгений Дмитриевич.

— Немного.

— Я отвечаю в России за донорскую кровь, — тихо, но очень внушительно заявил Кольский.

— Ого! — отреагировал Анатолий Петрович, — но я в этом ничего не понимаю.

— В этом мало кто понимает, — успокоил его Евгений Дмитриевич, приглашая жестом за журнальный столик, где Верочка расставляла приборы.

Когда секретарь вышла, Кольский не спеша прикурил, предложив сигарету посетителю, но тот отказался.

— Видите ли, Анатолий Петрович, — заговорил он, — наши интересы неожиданно пересеклись, и я бы хотел, чтобы вы помогли мне разобраться в одном деле.

— Я вас внимательно слушаю, — отреагировал Самоцветов.

— Да, так вот. Вам фамилия «Кудрин» что-нибудь говорит? — быстро спросил он и проницательно уставился в зрачки собеседника. Но того было трудно прошибить.