Кровь изгнанника - [9]

Он вслушивался в голоса трапперов, запоминал звуки и ритм произношения. В последний раз он прикидывался альмирцем лет пять назад и многое подзабыл.

Сразу за мостом располагалась фактория. Вдоль раскисшей слякотной тропы стояли лавки с припасами, из дверей выходили покупатели с мешками солонины и овощей. Гаррет зашел в первый попавшийся трактир, где было всего два посетителя. Один пьяно обмяк на стуле, а другой слепил фигурку божества прямо на барной стойке и, высунув язык от усердия, осторожно напяливал на голову болванчика корону из сосновых игл.

Альмирцы славились не только отвратительными дорогами, но и безудержной любовью к лепке глиняных истуканов, якобы изображавших их неведомых богов.

Гаррет сел за стойку и подозвал трактирщика.

– Чего тебе? – промямлил трактирщик, будто набрал полный рот глины.

– Медовухи, и послаще, – ответил Гаррет по-альмирски, выговаривая слова не совсем так, как трапперы, но здесь, в захолустье, к произношению особо не прислушивались.

Трактирщик наполнил замызганную кружку золотистой медовухой и подтолкнул к Гаррету. На поверхности жидкости плавали черничные шкурки и кусочек сот размером с желудь. Гаррет пригубил напиток. Медовуха была сладкой, но вкусной назвать ее было сложно. Сам Гаррет предпочитал горький баларский эль, но сейчас удовлетворенно кивнул, потому что альмирцы обожали свою медовуху.

– Я месяц провел на востоке, – сказал он. – Хочу двинуть в Глиновал. Там как дела?

– Что, пушнину добывал?

Гаррет кивнул:

– Ага. Привез бобровые шкурки в Студеный Водопад. Мне за них денег отвалили, как за золотые. А теперь надо бы запастись провиантом и пойти подальше на запад.

– В Глиновале совсем худо, – вздохнул трактирщик, навалившись грудью на стойку. – Там вроде пока заправляет Тибольт, но его власть висит на волоске. На него какой-то Хрилиан войной пошел.

– Да ты что? – притворно удивился Гаррет.

Альмирские бароны приносили клятву верности королю Мальграву, но постоянно вели междоусобные войны, пытаясь захватить земли соперников. Гаррет догадывался, что король поощряет междоусобицу, поскольку из-за нее баронам некогда зариться на королевский престол.

– Говорят, Хрилиан приволок к городу катапульту, – продолжал трактирщик. – Фиг его знает, где он ее раздобыл, но такую бучу устроил! Осадил город, а Тибольт чудом отбился, хотя созвал на помощь всех своих воинов. В общем, теперь отряды Хрилиана рыщут по лесам, Тибольтово войско стоит под крепостной стеной, к городу никого не подпускают. Так что вряд ли тебе удастся пополнить там припасы.

Гаррет одним глотком допил медовуху и спросил:

– А как дорога на Глиновал?

Трактирщик поморщился, недовольный тем, что посетитель не прислушивается к доброму совету, забарабанил толстыми пальцами по стойке, а потом пожал плечами:

– После недавних ливней тракт раскис, как дерьмо в выгребной яме. Если хочешь добраться до Глиновала к середине лета, придется топать в обход. Ступай на юго-запад, вдоль гряды Демоновы Горбы, глядишь, через неделю и доберешься до Карторнского перевала, там на северном берегу ручья растут желтые цветы. В общем, моли всех богов, чтобы тропу не завалило, оттуда на север прямая дорога к Глиновалу.

Гаррет оставил на стойке две медные монетки и ушел. Время поджимало, не опоздать бы.

3 Бершад

Альмира, Незатопимая Гавань

Рассвело всего час назад, но дорога к Незатопимой Гавани на целую лигу была запружена толпами крестьян, устремившихся на столичный рынок продавать свои товары. Каждому хотелось занять местечко поудобнее. Мычала скотина, квохтали куры, а их хозяева прикрикивали на живность и переругивались между собой. Роуэн глядел на толпу с вершины холма, где они с Бершадом остановились на ночлег. Драконьер со стоном поднялся с подстилки.

– Как нога? – спросил Роуэн.

– Вроде на месте, – ответил Бершад.

Изувеченная нога заживала медленнее из-за двухнедельного путешествия по берегам Атласа в столицу, но усилия ученика целителя не прошли даром.

– А рана закрылась быстрее обычного, – сказал Роуэн, протирая заспанные глаза. – Видно, малец смазал ее чем-то особенным.

После встречи с королевским гонцом Роуэн немедленно увез Бершада из Выдрина Утеса, но драконьер очнулся лишь через день пути. Бершад рассказал оруженосцу о чудодейственной мази и описал мох – темно-зеленый, как мокрые водоросли, испещренный крохотными голубыми цветами. Такого мха они никогда прежде не видели, а возвращаться и расспрашивать мальца было уже поздно.

– Ага, – вздохнул Бершад и потыкал ногу пальцем, чуть морщась от боли.

– И второе копье ты хитро швырнул.

– Хитро – не то слово, – сказал Бершад.

Мох, добавленный мальцом в целительную мазь, придал драконьеру необычайную силу. Тяжелое копье в руке стало легким, как речная галька.

– Что ж, на этот раз рассказ о твоих подвигах будет весьма похож на правду.

– Только если малец проболтается. Все остальные прятались в лесу и ничего не видели.

– И что бы все это значило?

Бершад поглядел на дорогу:

– Понятия не имею. Я расспросил две дюжины алхимиков, но они ничего толком не объяснили, так что ответ вряд ли существует.

– Слушай, мы же однажды на западе забрели в какую-то глушь, и тамошний шаман вроде бы что-то такое говорил… Помнишь его? Он еще волосы себе мазал птичьим пометом. Как его там? Хоракс, Хорлин…