Кровь боярина Кучки - [188]

Шрифт
Интервал

Отец вникал в речь сына, но не проникался ею.

- Вспомни глас матери. Матушка и ныне отговорит тебя…

Ланиты Глеба почервленели.

- Я так же, как ты, батюшка, лежал на этой вот плите, - указал он. - Камень ужасно холоден. Глас матушки не слышен.

- Да, камень холоден, - признался Род. - И плоть безжизненная холодна, как камень, - тяжело добавил он. - «Не желай жены, а желай сына» - завещал мой названый отец. Я потерял Улиту. Теперь тебя теряю, едва найдя. Ужель так хочет Бог?

Глеб взял в ладони его руки, сжал их не с юношеской, с детской силой. О, строгий постник!

- Клянусь, - произнёс он, - пока ты жив, буду с тобой. Мы пособоруем, как нам быть далее. Мой названый отец сулит удел отверженному не в своём, а в Божьем царстве.

- Не надобно нам царства, - жарко внушал Род. - Земля ещё покуда велика. Что ж, не найдём себе удела в ней? Мне этот удел ведом. Пусть не сладкий, не боярский, зато не рабский. Удел отшельников! Здесь, в людской гуще, - все рабы, даже князья. Рабы своих страстей, рабы друг друга. Там мы сами себе будем государи. Только бы выбраться отсель! Пойдём скорее…

Обнявши сына, он повлёк его из храма.

- Постой. Предчувствие дурное меня удерживает, - оперся Глеб.

Род отвечал самонадеянно:

- Со мной не бойся.

Он многажды угадывал любые западни судьбы. Привык к всевидящему глазу чуткости. Теперь же этот глаз молчал. Он ничего не видел. Стало быть, ничто не затаилось впереди, не стерегло. Глеб отцу повиновался…

Лишь покинув храм, ©становясь на паперти, Род обнаружил, что глаз предчувствия не просто ничего не видел. Этот глаз ослеп!

С полдюжины вооружённых кметей явно дожидались у ворот ограды. Дождавшись, бросились, отторгнули от сына, заломили руки… Вот это им не очень удалось. Отброшенные, словно свора псов медведем, они снова яростно напали. Род вновь их сбросил.

- Прочь! Пошли прочь! - срывающимся голосом приказывал тем временем, сверкая взором, Глеб Андреевич.

- Сам, княжич, ступай прочь, - рявкнул один из кметей, видимо, старшой. - Тут твоё дело стороннее…

- Нет, не стороннее…

Ему не дали досказать. Вновь закипела свалка. Род, переживший смерть Улиты как свою, лишённый способности влиять на ближнего, предвидеть людские судьбы, понял неожиданно, что потерял не все. При нем остались сила, ловкость. Они - не дар разрыв-травы, они природный дар. Могучий кметь отшвырнут, как травяной мешок. Висок его попал на камень, показалась кровь. Увидев её, Глеб затрясся и вскричал:

- Отец, не надо!..

Руки Рода опустились. И вот уже они в железах.

- Взят ты великим князем Андреем Гюргичем за дерзостное воровство твоё! - объявил тот, что прежде отгонял Глеба.

- Прощай, сын! - воскликнул Род.

Глеб что-то отвечал. Отец уже не слышал. Его сзади оглушили, чтоб легче было довезти.


5


О нежданное счастье! Он не в порубе и не в иной темнице. Доставлен гостем в великокняжеский дворец. Помещён в подклет, в камору о двух окнах, настолько мелких, что, высади дубовую оконницу, - и не пролезешь. Однако стол, скамья и лавка для спанья - все как в жилище человеческом, не скотском. И дневно-ночной посуды нет, смердеть не будет. Постучи в дверь, сведут в задец. Считай, что заперт в доброй келье, как летописец, чтобы трудился, не ленясь. Да вот забыли дать писало с чистым свитком. Зато еду принесли вытную, не заподозришь и не подумаешь на окорм проверить. Нет, тут не киевское мерзкое узилище, куда завлёк обманом Ярун Ничей. Пожалуй, не придётся делать гуся. За что же честь такая от Андрея Гюргича?

Род, вытянувшись, отдыхал на лавке, сложив руки на груди. Загрохотал дверной засов. Сурово заскрипела дверная толща.

- Оставьте нас, - прозвучал голос Андрея чуть- чуть с кыпчакским выговором. Такой знакомый голос, вгоняющий в озноб!

Род продолжал лежать, не размыкая вежд.

- Мертвяка изображаешь? - вкрадчиво спросил великий князь. - Как у Владимира Давыдыча? Мне Изяслав Давыдыч сказывал про ту твою придумку. С умом было сотворено!

Под низкой половецкой задницей Андрея скрипнула скамья. Значит, посетил надолго.

- Ужели не пожалуешь меня беседой? Я тебя жалую.

- О чём нам вести речь? - произнёс Род, не шелохнувшись. - Улиты больше нет.

- Я мыслил так же, - мрачно откликнулся Андрей. - Простил бы и твоё последнее нежданное вторжение на Боровицкий холм. Кучковны между нами больше нет. А вот Глеб… Глеб!

Великий князь вскочил. По грому опрокинутой скамьи Род это понял. Сам сел на лавке. Приземистый Андрей смотрел на него сверху узким половецким взглядом.

- На своё горе ты сюда вернулся! - процедил, он сквозь зубы.

- На своё горе, - согласно кивнул Род. - Ведь Улита умирала.

Андрей перевёл дух, восстановил упавшую скамью и снова сел.

- Как ты узнал в земле заморской о её болезни? Волхвованием? Кучковна да и покойный брат мой Ростислав говаривали, что ты в будущее зришь. Провидец!

Род понурил голову.

- Больше не провидец. Улита унесла с собой мой дар. Уж четверть века минуло, как мы с ней встретились в лесу. В ночь под Иванов день нашли разрыв- траву, соединили в один пучок. Её желанье было - стать великою княгиней, моё - все видеть далее и более других. Оба желания исполнились. Однако счастья нам не принесли. Потому я мыслю: сила в разрыв-траву не небом вложена, а преисподней. Мне нынче много легче: я снова стал таким же… ну, таким… как вот и ты.


Еще от автора Вадим Петрович Полуян
Ослепительный нож

О бурных событиях последней княжеской усобицы на Руси - борьбе за московский престол между Василием II и сыновьями галицко-звенигородского князя Юрия Дмитриевича (Василия Юрьевича Косого и Дмитрия Юрьевича Шемяки) в первой половине XV в. - рассказывает роман современного писателя-историка В. Полуяна.


Юрий Звенигородский

Новый роман известного современного писателя-историка рассказывает о жизни и деятельности одного из сыновей великого князя Дмитрия Ивановича Донского — Юрия (1374–1434).


Рекомендуем почитать
Банка консервов

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Масло айвы — три дихрама, сок мирта, сок яблоневых цветов…

В тихом городе Кафа мирно старился Абу Салям, хитроумный торговец пряностями. Он прожил большую жизнь, много видел, многое пережил и давно не вспоминал, кем был раньше. Но однажды Разрушительница Собраний навестила забытую богом крепость, и Абу Саляму пришлось воскресить прошлое…


Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .