Крошка из Шанхая - [54]

Приступы жестокости и неврастении изматывали не только ее, но и их. Например, она посылала своего любовника в супермаркет за анальгетиками и гигиеническими прокладками, но когда он возвращался, обвиняла его в том, что он либо слишком долго ходил, либо купил тампоны не той марки. Она устраивала страшные истерики, разбрасывая вещи и украшения по всей квартире. У нее случались провалы в памяти, она сама себе противоречила, отменяла свидания, вечеринки. В ее присутствии нельзя было ни спокойно сидеть, ни смеяться, ни молчать. Если ее дружок случайно оказывался у нее за спиной, она вздрагивала и кричала.

По ночам ее мучили кошмары. Однажды ей приснилось, что гангстеры, которых она знала по Гуанчжоу, разорвали ей матку голыми руками и вытащили оттуда что-то бесценное, и она рыдала от отчаяния. Проснувшись, она увидела, что кровь насквозь пропитала тампон, вытекла на постель, промочила матрас и даже испачкала пижаму спящего рядом любовника. Она отправилась в ванную, чтобы помыться и сменить тампон. Но это оказалось чересчур для ее дружка, который был не готов выносить такие «испытания».

Месячные влияют не только на физическое самочувствие, но и на состояние ума и настроение женщины. В средствах массовой информации так всесторонне освещался этот вопрос, что уже набил оскомину. Во всех фильмах и романах, как только у героини прекращаются месячные, ее судьба почему-то поворачивается к худшему. И хотя это выглядит смехотворно, но зато дает феминисткам основания вопрошать мужчин: «Это что, реалистическое отображение действительности? Когда же, наконец, женщины обретут истинную свободу?»

Начиненная туалетной бумагой, я неуклюже ковыляла, словно младенец в подгузнике. К этому времени я уже утратила контроль над происходящим. Мне хотелось немедленно увидеть моего ребенка. Я почти наяву ощущала всепроникающее тепло нашего объятия и единения, тепло, перетекающее от одного сердца к другому. Эта страсть не имела ничего общего с сексуальным влечением, это было другое безумие – плод любви, кровного родства и иррационального божественного проклятия.

Прижав левую руку к животу, я жадно пила один стакан обжигающего кофе за другим, пока не заметила за окном знакомую фигуру.

Я встала и поспешила к выходу. Переходя дорогу, я громко позвала Тиан-Тиана по имени. Он остановился, оглянулся, и мы улыбнулись друг другу. Для нас не было другого исхода, нас захлестнули сострадание и печаль, порожденные нашей любовью, мы вновь обрели себя и растворились друг в друге. С самого начала мы были обречены на любовь, так же, как и на ее противостояние со смертью. Он смущенно пытался откашляться. По чреву разлилось тепло, боль утихла, и я поняла, что нам навеки суждено вместе изнемогать от голода, испив последнюю каплю радости, словно пчелам, собравшим нектар.

У нас просто не было выбора.

Той ночью я пошла с Тиан-Тианом в стоматологическую клинику, где работал Ли-Лэ. Внутри было жутко, грязно, стены отливали матовым блеском, как створки металлической раковины, и пахло чем-то приторно-терпким. Ли-Лэ был таким же встрепанным, худым и тщедушным, как всегда. Я помалкивала. Признаюсь, мне было страшновато, но я обещала Тиан-Тиану пойти вместе с ним на школьную спортивную площадку, где должна была состояться нелегальная сделка по покупке наркотиков. А взамен он дал мне слово, что на следующий же день вернется со мной в Шанхай и пройдет курс детоксикационной терапии в специальном центре для наркоманов при Бюро общественной безопасности. Я убедила его, что это наш единственный шанс. Он нужен мне живым и здоровым, чтобы мы могли прожить вместе еще много лет. Одной рукой я сжимала его ладонь, другую засунула в карман, где лежали деньги. Живот скрутила ноющая боль, тампон o.b. был плотно загнан внутрь, сдерживая влагу, как ворота шлюза.

Мы миновали неохраняемый вход. Я увидела спортивную площадку, овал беговой дорожки, снаряды с перекладинами, кольцами и ступеньками для малышей, теннисный корт и баскетбольную корзину. Мы укрылись в тени, прислонившись к стене здания.

Тиан-Тиан ободряюще обнял меня и замызганным платком вытер бисеринки пота у меня со лба. Как бы плохо ни обстояли дела и где бы он ни оказался, у Тиан-Тиана всегда был носовой платок наготове, как у примерного мальчика или аристократа.

– Очень больно? – спросил он заботливо. Я утвердительно кивнула и положила голову ему на плечо. В лунном свете его изможденная фигура отбрасывала густую, черную тень. Он сильно исхудал, вокруг глаз появились темно-красные круги. Было невыносимо больно смотреть на его лицо, и я старалась не вглядываться, потому что слезы наворачивались на глаза и хотелось выть от бессилия.

Показались двое, в джинсах и темных очках. Наши сомкнутые руки похолодели.

К ним подошел Ли-Лэ и что-то тихо сказал. Они стали приближаться к нам. Я уперлась коленями в угол стены и замерла, стараясь дышать ровно и размеренно. Тиан-Тиан встал, зажав в руках деньги, которые взял у меня.

Один из мужчин бросил на меня быстрый взгляд и спросил: «А деньги?»

Тиан-Тиан протянул их на раскрытой ладони, мужчина пересчитал и улыбнулся.