Кромвель - [118]

Появились и другие опасные симптомы, которые напоминали канун революции. Добрый знакомый Кромвеля, купец Джордж Кони, отказался вдруг платить таможенные пошлины, не утвержденные парламентом; главный судья Ролл попросился в отставку, ибо не мог и не хотел признать законность подобных налогов. Юристы Уайтлок и Уидрингтон отказались служить хранителями Большой печати на том же основании.

Кромвель давно уже, пожалуй, с той самой истории со «святыми» — истории своей глупости и слабости — не верил, что он может что-то изменить в стране, дать народу новое государственное устройство, принести ему благо. Нет, он не столько теперь надеялся делать добро, сколько желал предотвратить зло и бедствия, угрожавшие со всех сторон. И он готов был служить своему народу — если не как король, то как констебль, полицейский, охраняющий порядок. Но как можно одному человеку охранять спокойствие в таком великом приходе, как вся Англия, да еще с Шотландией и Ирландией впридачу? И Кромвель решает разделить Англию и Уэльс на одиннадцать округов и во главе каждого поставить протектора в миниатюре — майор-генерала. Этот человек должен, подобно самому верховному констеблю, отвечать за все: за милицию и налоги, за религию и нравственность, за судей и подсудимых. Он обязан был, как говорилось в инструкции протектора:

« — подавлять мятежи и восстания;

— принимать меры к обеспечению безопасности на больших дорогах от лиц, занимающихся грабежами и кражами;

— строго наблюдать за поведением лиц, недовольных правительством, и препятствовать их собраниям, не допуская ни конских состязаний, ни петушиных боев, травли медведей или незаконных собраний, так как мятеж обычно возникает, пользуясь такими случаями;

— выяснить праздношатающихся, чтобы их можно было принудительно помещать на работу или высылать, принимая меры к лучшему обеспечению бедных и приводя в исполнение соответствующие законы;

— бороться с нечестием, принимая меры совместно с мировыми судьями и духовными лицами против пьянства, богохульства и т.п. и предупреждая нерадивых мировых судей, что они могут быть уволены».

Для отправления такой власти майор-генералам вверялось командовать местной милицией; вдобавок они располагали регулярными конными отрядами. Им давалось право собирать в своем округе исключительный налог в размере 10 процентов со всех доходов роялистов. Они должны были разгонять все сборища народа — будь то увеселения вроде медвежьей травли или петушиных боев, пирушка в таверне или молитвенное собрание сектантов. С каждого домохозяина они требовали подписку о хорошем поведении домочадцев и слуг. Всякий приезжий, особенно из-за моря, обязан был являться к майор-генералу, и за ним учреждался строгий полицейский надзор. Ни одна таверна или лавка не могла открыться без его разрешения; ни одно нарушение воскресного дня, ни один сектантский митинг не должны были пройти мимо его внимания.

Майор-генералами Кромвель назначил верных соратников по гражданской войне, людей высоких достоинств и не менее высоких чинов. Среди них были его родственники, способные офицеры Десборо, Уолли, Гоффе, Флитвуд, был и Ламберт, которому доверялось управление северными графствами; но имелись среди них и дубиноголовые, ограниченные служаки, которые устанавливали в провинции мелочную и жестокую тиранию. В результате надзор делался придирчивым; шпионство, взаимное подслушивание и подглядывание, гнусное наушничество становились обычным делом; в наказаниях царил произвол. Закрывались таверны, игорные дома, гостиницы. Не устраивались больше петушиные бои, состязания гончих и скачки. Старая веселая Англия стала напоминать Женеву времен Кальвина — угрюмую, молчаливую, проникнутую духом подозрения и начетничества страну. Тюрьмы были переполнены.

Эта политика направлялась и поддерживалась из протекторского двора. Свобода совести, свобода печати, провозглашенные в конституции, стали пустым звуком. Специальная комиссия подвергала проверке всех кандидатов на должность приходских проповедников. Содержать частных, домашних проповедников, подобно тому, как это делал когда-то молодой и благочестивый сквайр Оливер Кромвель, теперь запрещалось. Ни один отстраненный от должности проповедник не мог стать даже домашним учителем. Была введена строгая цензура, против которой в свое время так яростно восставал Джон Мильтон. Это серьезное дело проверки благонадежности всей печатной продукции было поручено самому государственному секретарю Джону Терло, и можно не сомневаться: ни одно зловредное или опасное для власти протектора сочинение не будет отпечатано в Англии. Всех владельцев типографий взяли на полицейский учет. Закрылись все газеты, кроме двух правительственных органов — «Политического Меркурия» и «Общественного вестника».

Все эти меры на время подавили недовольство, и угрюмый мир — вынужденный мир страха — установился в Англии. Насилие, однако, неспособно было привести страну к процветанию. Оно в буквальном смысле обходилось ей еще дороже, чем прежняя свобода. Режим майор-генералов, содержание разветвленной полиции стоили дорого. Финансовый дефицит правительства рос катастрофическими темпами. А экономическая политика протектората была столь же реакционной, как его полицейская система.